Забытые крылья

Под текстом была ссылка. Надя кликнула на нее – и в открывшемся приложении зазвучала томная и дерзкая мелодия.

Надя стояла у кухонного стола и, глядя перед собой невидящими глазами, давила на кнопку громкости на боку телефона – у них с Вадимом были одинаковые модели. Выведенный на максимум глуховатый голос рыжей певицы заполнил кухню:

Baby is it sweet sweet
sweet the sting
Is it real this
infusion…

Сага удивленно прижалась к полу, глядя, как хозяйка, закусив губу, пританцовывает в пижаме и тапочках. В этой музыке было столько страсти, томительного предвкушения, столько рдеющего под размеренным ритмом огня… Эта музыка могла означать только одно. На этот раз сомнений не было.

Из спальни показался взъерошенный Вадим.

– Надь, что такое?

Не отвечая, Надя нажала на иконку, и песня заиграла снова. Небрежно бросив телефон на стол, она прошла мимо мужа в мастерскую и захлопнула за собой дверь.

* * *

Она стояла у окна, обхватив себя руками с такой силой, что воздух с трудом пробирался в легкие.

Марго. Марго. Теперь у нас Марго.

– Да какого черта, в конце-то концов? – произнесла она вслух и, резко развернувшись, прошла к мольберту.

В дверь постучали.

– Я работаю! – рявкнула Надя таким голосом, от которого муж за дверью вздрогнул, а кошка Сага мгновенно вспомнила свое лихое дворовое прошлое.

Лихорадочно метавшийся по мастерской взгляд зацепился за поникшие бумажные крылья, которые она вчера бросила в угол у дивана. Вот оно! Нашла!

Ее девочка будет лететь.

Над синим небом, над золотым светом фонарей, между крутыми наклонами крыш и чешуями карнизов… Она будет лететь, и крылья ее будут из бумаги. Такие не поднимут в воздух, пока ты к этому не готова. Но когда в сердце накопится достаточно сил, твой полет будет прекрасен.

Оказывается, ярость может быть топливом. Оказывается, если достичь дна, то уже все равно, что ты робко думала о своем будущем. Искала что-то в дали, придумывала, выстраи вала конструкции из привычных кубиков: вот он муж, вот она я, вот наш дом, наше прошлое, наше грядущее. До поры до времени не существовало той силы, которая вырвала бы Надю из колеи, где она провела большую часть жизни. Это была ее колея, натруженная, родная, дорогая до самой мелкой кочки. Она давала смысл жизни.

Но сейчас… Это конец.

Дальше ничего не может быть. И пусть эта Марго радуется, пусть все получилось именно так, как она хотела. Дело не в том, кто выиграл. Дело в том, что Надя просто больше не могла.

На синем небе, рядом с золотыми фонарями, между вздыбленными черепичными крышами возникла и ожила она – ее девочка, хрупкий ангел с прозрачным взглядом серо-зеленых глаз. Отважная и тонкая, сильная и вечная, она летела над городом, где Надю столько лет ждала мама, и бумажные крылья трепетали от пропахшего марципаном воздуха.

«Там, внизу, обязательно должна быть маленькая кондитерская», – решила Надя и легким мазком зажгла в узком оконце теплый огонек.

Закончив, она включила весь доступный электрический свет и, оттерев тряпкой заляпанные красками руки, сфотографировала свою картину.

– Надя, это замечательная работа. Вы отлично справились, – рокотал в трубке звучный голос Фомина несколько минут спустя. – Картина очень романтичная, в вашем узнаваемом стиле, настоящее украшение будущей выставки. Время есть, сможете сделать еще одну?

Положив трубку, Надя взяла тонкими пальцами подаренный матерью и чудом уцелевший в кратовском погроме колокольчик. Дремавшая на диване Сага мгновенно проснулась и таращила зеленые глазищи, пытаясь лапой поймать в воздухе тонкую нить хрустального звона.

Глава 45

Светка выглядела чудесно. Она прилетела из Парижа с горой чемоданов, новой стрижкой и совершенно новым, спокойным и ясным взглядом. Такого безмятежного выражения Надя не видела у подруги, наверно, никогда.

Пробиваясь в Москву из Шереметьева по отчаянным предновогодним пробкам, Надя расспрашивала подругу сразу обо всем:

– Ну, выкладывай, где была, что делала?

– В Париже, в Биаррице, в Довиле. Потом махнула в Бельгию, в Брюссель и Антверпен. Всех повидала, по всем любимым местам пробежалась, все дела переделала!

– Ну ты даешь! – Надя присвистнула бы, но не умела.

– Наняла риелтора, он будет искать мне квартирку в шестом аррондисмане.

– Это где?

– Это там, где Сан-Сюльпис и Люксембургский сад. Красиво, тихо, довольно дорого – но для Пьера сумма вполне подъемная.

– Звучит отлично. Значит, развод удался?

– Ой, разводиться проще, чем жить вместе, – Света махнула смуглой рукой, словно отгоняя невидимое насекомое. – Знаешь, то ли Пьер такой покладистый европеец, то ли в принципе мы оба дозрели, но мы с ним удивительно легко договорились. У меня будет квартирка в Париже и кое-какое содержание, а у него – свобода и спокойствие. Как будто, знаешь, я такая роковая женщина – он что угодно готов отдать, лишь бы со мной больше не жить.

– Тебе обидно?