Забытые крылья

Надина улыбка мгновенно погасла, но Марина не позволила перебить себя новыми извинениями – положила ладонь на дочкину руку и продолжила:

– Так вот, в какой-то момент мы с моими девчонками поехали на пару дней в Новгород. Не в Нижний, а в Великий, который на севере. И там у нас был чудесный экскурсовод. Ты же знаешь, я сама в Праге провожу экскурсии, так что могу судить об уровне. Кандидат исторических наук, очень грамотная и влюбленная в свой город женщина. Ну, в Новгород легко влюбиться. Там все подлинное, совершенно удивительная, живая древность. И во время прогулки по Детинцу она рассказала, как новгородскому колоколу возвращали голос.

Наде казалось, она снова стала маленькой девочкой, которая слушает мамину сказку. Только мать может подарить это ощущение, даже когда тебе уже за сорок и ты сама прошла все тревоги материнства и давно отвыкла от того, что чей-то теплый голос увлекает тебя далеко-далеко…

– Колокола ведь очень тяжелые, они весят много тонн, – Марина говорила размеренно и плавно, тем завораживающим, древним тоном, которым все матери мира рассказывают детям сказки. – К тому же они очень ценны – и в прямом смысле, как дорогостоящий предмет, и в символическом: ведь колокол – это голос города. Поэтому с давних времен, когда мужчины уходили воевать, а враг подходил к городу, колокола спасали – от воровства, переплавки, осквернения. И спасать приходилось тем, кто оставался дома: слабым женщинам, старикам и детям, у которых хватало сил только на то, чтобы спустить колокол с высокой звонницы и закопать в землю. Но беда в том, что, когда колокол лежит в земле, с ним начинают происходить всякие неприятные процессы: металл под собственным весом расслаивается, и даже совершенно нормальный с виду колокол теряет голос.

– Ого! Я не знала!

– Да, меня саму это поразило. Я, конечно, слышала, что есть такая специальность – кампанология, наука о колоколах. Но без подробностей. Так вот. Новгородский колокол, который спрятали от фашистов в августе сорок первого года, долго пролежал в земле, – продолжала Марина. – И когда его наконец достали и вернули на звонницу, первый извлеченный из него звук был ужасным. Глухой, надтреснутый – у тех, кто слышал его, слезы навернулись на глаза. Многим показалось, что колокол умер, что его голос никогда больше не прозвучит над Новгородом. Но постепенно, в течение многих месяцев, кампанологи его будили, уплотняли и восстанавливали пострадавший металл, каждый день понемногу звоня в колокол. Это называется «раззванивать». И голос вернулся.

– Как красиво, мам, – задумчиво сказала Надя.

– Очень. Экскурсовод нам сказала: «Если вы видите висящий колокол, подойдите и позвоните в него. Чтобы жить, колокол должен звонить». Я тогда, в Новгороде, купила себе металлический колокольчик, чтобы не забыть эту историю. А этот увидела в Чехии, на одной стеклодувной фабрике. Это большая редкость – там чудесные мастера по стеклу, но колокольчики они почти никогда не делают. Я когда его увидела, сразу поняла, что он для тебя, Надюша. Я хочу, чтобы твой голос вернулся и всегда был с тобой.

Надя снова задумчиво позвенела колокольчиком, а Марина вдруг без всякой связи с предыдущей темой спросила:

– Знаешь, что за украшение у тебя на шее?

– Ой, нет, мам, не знаю, – вдруг испугалась Надя. – Что-то не так?

– Все так, – Марина улыбалась. – Эту штучку мне твой отец подарил много-много лет назад. Ты как чувствовала.

– Боже мой, мам… Сколько же всего сегодня произошло. У меня в голове уже не укладывается. Отец… Я ведь его никогда не знала.

– После того, как ты родилась, мы и не виделись. А это украшение он за пару недель до родов привез из Венгрии. Сказал, что оберег. Он же был фотографом, постоянно куда-то ездил. И все, с тех пор я его не видела.

– Он еще жив?

– Если честно, понятия не имею. Я о нем уже много лет ничего не слышала.

Надя, оглушенная шквалом обрушившихся на нее эмоций, втянула голову в плечи и зажмурилась.

– Мам, скажи… А ты правда на меня не сердишься?

– Хороший вопрос… Сейчас, извини.

Марина поднялась и вышла, из ванной донесся звук льющейся воды. Надя замерла на диване. «Зачем я только спросила! Ведь все было так хорошо, она меня ни словом не попрекнула за все, что я сделала. Зачем я начала копаться? Что я хочу услышать? Что все эти годы, когда я отказывалась с ней общаться, ничего не значили? Что она не против того, что лишилась дочери и внука? Что простила мне свои попытки наладить контакт, эти новые замки на Плющихе, это забвение на много лет? Просто взяла и простила?» Пальцы снова дрожали, и Надя поставила колокольчик на столик, а потом спрятала ладони под коленками и опустила голову, разглядывая лоснящуюся бежевую поверхность линолеума.