– Ага, – задумчиво подтвердила Светка. – Своих детей нет у нее, вот и растит нас.
Надя бы дорого дала, чтобы в ее семье была своя Лидочка – домовитая, выдержанная, заботливая и, главное, умеющая все вокруг упорядочивать и пресекать любые раздоры хирургически коротким и быстрым вмешательством. Этот навык слабообразованной и никогда не читавшей психологических книжек Лидии Ильиничны был чем-то вроде магической способности: возник ниоткуда, затруднений не вызывал, а пользу приносил немалую.
Напряженность Надиной роли в вечном конфликте поколений могут понять только те, кто вырос в подобных семьях, пронизанных электрическими токами взаимной неприязни. Бабушка едва терпела маму и не упускала случая сурово ткнуть указующим перстом: вот это эгоизм, это – легкомыслие, а это просто неприлично. В глубоком детстве, поглощенная неустанным трудом по освоению речи, ходьбы и мелкой моторики, Надя этих выпадов почти не замечала. Научившись понимать слова, она стала обижаться за мать, плакала и пыталась защищать Марину, чем злила бабушку еще сильнее. Но когда бури взросления властно потребовали выбрать себе спарринг-партнера из мира взрослых, Надя почти с облегчением встала на бабушкину сторону. Добра и ласки там не было, зато имелись понятные правила игры – и, соблюдая их, она могла попробовать создать себе нормальную, как у людей, биографию.
Вошедшую в подростковый возраст Надю злил богемный неуют на Плющихе, частые сборища необычно одетых людей, подчеркнутое небрежение матери стандартными обязанностями: проверить дневник, приготовить еду, отругать, в конце концов. Марина занималась в основном собой и не скрывала, что летние месяцы, которые Надя проводит на даче с бабушкой, для нее становятся временем желанного отдыха. И это было еще обиднее на фоне идеальной семьи Зарницких, где взрослые занимались куда более возвышенными делами, нежели Марина, но при этом не забывали обеспечить детям и упорядоченный быт, и внимание, и стабильность. Отстраненность и непутевость матери ранили Надю почти до слез, и лето, проводимое в Кратове, где дома царила пусть суровая, зато понятная бабушка, а на соседней улице – восхитительные Зарницкие, у которых разрешалось пропадать целыми днями, а иногда и ночами, – да, лето было лучшей частью ее девичьей жизни.
Светка достаточно скептически отнеслась к Надиному плану выйти замуж на втором курсе, да еще и за одноклассника по художественной школе Вадьку Невельского, с которым они были знакомы с двенадцати лет.
– Куда ты спешишь? Тебе обязательно надо за него замуж?
– Свет, я люблю его. Он из хорошей семьи, стабильной, не то что у меня дома с Мариной. Мы рисуем оба, понимаем друг друга с полуслова. Я семью хочу.
– Залетела, что ли?
– Нет! – возмущенно отмахнулась Надя. – У нас все будет как положено.
– А жить где будете? У Невельских?
– Нет, что ты. У нас. Так всем проще. Мы среднюю комнату уже отдали Вадьке под мастерскую, а в моей живем.
– А Марина?
– Да что Марина? Она, как обычно, собой занята. Но говорит, что всем поможет, чем только сможет. – Надя недоверчиво вздернула правый угол рта. – Вот и посмотрим.
После свадьбы Надя перестала приезжать в Кратово. Она с головой погрузилась в созидание семьи, да и необходимость снимать дачу отпала – у Невельских была своя. Света, которая теперь жила в Москве, училась и активно тусовалась, куда-то запропала. Теперь она появлялась в заполненной хлопотами Надиной жизни необязательным пунктиром, а потом и вовсе исчезла, уехав за границу до нынешней весны, когда умерла бабушка Галина Дмитриевна.
Если люди дружат всерьез, то и двадцать лет спустя, встретившись, продолжают разговор с того места, на котором расстались. Происшествия, случившиеся за долгую жизнь, не меняют человеческой сути. Друг детства видит во взрослой солидной даме все ту же сметливую соседку по парте, которая давала списать математику, а в прошедшем огонь и воду суровом дядьке за сорок – предмет тайного обожания всех девочек класса.
Света вернулась и опять, как в детстве, стала для Нади глотком свежего воздуха. Сбежать от неприятностей последней весны именно к ней, именно в Кратово было удивительным подарком судьбы.
«Без Светки я бы пропала, наверно, – размышляла Надя, мчась в любимой машине по вечернему шоссе. – Я могла бы, конечно, сбежать от Вадима в Сокольники, но это было бы совсем не то. Все осталось бы по-прежнему: ездила бы каждый день на работу, вечерами скучала… Рисовать там невозможно. Глядишь, через неделю и вернулась бы, просто по инерции. Другое дело Кратово…»