Забытые пьесы 1920-1930-х годов

После премьеры критик писал: «У автора — дешевые и затасканные приемы дореволюционного водевиля» (Загорский М. «Лира напрокат». Театр Сатиры // Современный театр. 1928. № 5. (31 января). Рецензент был возмущен «терпким неуважением [автора] к советскому современному театру <…> Неужели есть у нас такие театры, такие актеры, директора и завлиты? <…> Мы лучшего мнения о нашем театре». Еще один критик, ставя в пример пьесу В. Н. Билль-Белоцерковского «Луна слева», сообщал: «…смех Билль-Белоцерковского — смех организованный, а не беспорядочный, случайный и приперченный недостойным недоброжелательством, как у В. Шкваркина. <…> Нередко монтер оказывается более отличным (так! — В. Г.) драматургом, нежели присяжный театральный сочинитель. Иные советские театры ставят — и ставят с успехом — пьесы полотеров, токарей, стекломоев и даже гончаров. Таково уж наше удивительное время, и смеяться над монтером-драматургом едва ли пристойно». Вывод был суров: «Глаз у Шкваркина дурной. Он крив, он смотрит со стороны — обывательский, косой взгляд» (Ильин М. «Лира напрокат» // Новый зритель. 1928. № 5. С. 8–9). Автор одной из рецензий даже переходил к политическим обвинениям: «Лира напрокат» «противоречит ленинскому тезису о том, что каждая кухарка может управлять государством» (Жизнь искусства. 1928. № 6). Сдержанно отозвался о пьесе и спектакле Марков. Отметив, что, хотя «Лира…» намного художественно «вкуснее» прежних вещей драматурга, все же его предшественники «не труднодостижимые Гоголь и Щедрин, а скромные водевилисты Кони и Писарев…», он констатировал, что «зритель победил театр. <…> Образы <…> превратились в постоянные маски» (Марков П. А. Очерки театральной жизни. Театр о мещанстве или мещанский театр // Марков П. А. О театре: В 4 т. М.: Искусство. 1974–1976. Т. 3. 1976. С. 506–508).

Чижевский Дм.

«Сусанна Борисовна», 1928

Републикуется по изд.: Чижевский Дм. Сусанна Борисовна. М.: Теакинопечать. 1930. Сверено по экз.: РГАЛИ. Ф. 656. Оп. 1. Ед. хр. 3021. 63 л. Выявившиеся в результате сверки цензурные вымарки обозначены квадратными скобками.

История создания пьесы неизвестна.

Пьеса была принята ГРК и обозначена литерой «Б».

«Под знаком любви развертывается вся пьеса. <…> Комедия написана легко и в своей интриге <…> дает напряжение, обеспечивающее внимание зрителя до конца спектакля», — сообщает доброжелательный П. Урбанович в 1929 году (Репертуарный бюллетень. 1929. № 2. С. 7–8).

«Сусанна Борисовна» была принята к постановке в Театре сатиры.

В протоколе № 7 от 14 июня 1929 г. заседания художественно-репертуарной комиссии Театра сатиры отмечалось:

«Пьеса <…> по теме свежа и интересна. <…> Язык крепкий, колоритный. Большинство ролей сделано ярко, сценически выпукло. <…> Пьеса в целом является несомненной сатирой».

(РГАЛИ. Фонд Д. Ф. Чижевского. Ф. 2599. Оп. 1. Ед. хр. 75. Л. 21).

Рецензий на спектакль не отыскалось.

А спустя два года появляется новый отзыв о пьесе.

Если принять на веру слова его автора, рецензента ГРК, сообщающего, что в финале пьесы центральный герой, коммунист Мужичков разрывает с соблазнительницей-мещанкой Сусанной и возвращается к своей первой жене, «прошедшей с ним тяжелый жизненный путь в условиях старого режима», то это означает, что создана вторая редакция пьесы. Но, скорее, рецензент оказался не слишком внимательным читателем и желаемым образом интерпретировал открытый финал пьесы, наводящий на мысль, что победа останется за Сусанной. Интересно, что теперь возмущение рецензента вызывает сама должность героя (начальник ассенизационного обоза): то, что коммунист Мужичков предается во всеуслышание «самозабвенному пересчету вонючих показателей своей пятилетки». Приговор критика: «Пьеса не может быть рекомендована ни профессиональному, ни самодеятельному театру» (см.: Репертуарно-инструктивные письма. 1931. № 1. С. 19–20). Меняется литературный вкус эпохи, и популярные, более того, вызывавшие восхищение шутки (вроде олешинской фразы, который начинается «Зависть»: «Он поет по утрам в клозете»), связанные, как позднее сформулирует исследователь, с темой «телесного низа», теперь представляются непристойными и шокируют. В пьесах конца 1920-х гг. герой освобождается от каких-либо «материальных», органических (физиологических) свойств, в обрисовке персонажей верх берут стерильные формулировочные клише.

Завалишин А.

«Партбилет», 1928