Забытые смертью

«Папка, а Олег часто у нас бывает. Он всегда спрашивает про тебя. У него вместо игрушек — шприцы. И он Айболиту, какого ты ему купил, то уколы, то компрессы делает. А недавно поставил ему горчичник, и тот совсем облез. Краска слиняла. Так теперь он за дворовых собак взялся. Две уже в гипсе по уши. А у одной — только шея. Но ты не бойся. Они лечатся. И Олега не кусают. Он их тоже. Потому что слушаются. Пап, а можно я ему свою синюю куртку отдам? Мне она мала стала. А ему как раз. И он в ней уже в школу ходит. У Олега уже любовница есть, настоящая невеста. Она во второй класс ходит. И тоже любит уколы делать. Сучком. Шприцев у нее еще нет. Они на уколах с Олегом подружились. Ну, я им пока не мешаю. Посмотрю, что дальше будет», — писал Федору Андрейка.

«Сынок, это как же тебе достается, что ты такие деньги зарабатываешь? Хоть себе оставляй половину. Того, что присылаешь, нам на полгода хватит. Подумай и о своем будущем. Нам тут легче. Отец тебе дачу купил. Рядом с Москвой — в Тушино, Андрюшку туда на лето повезем, чтоб свежим воздухом подышал. Но он без Олега не хочет ехать. А мы не можем себя заставить говорить об этом с соседями. Прости ты нас. Посоветуй, как быть?» — писала мать.

Федор не ответил на последний вопрос. Предоставив все самой судьбе, и она не промедлила вмешаться.

Следующее письмо было страшным.

«Мужайся, Федя, держись, сынок! Я не случайно не мог ответить на твое письмо сразу. Рука не поворачивалась. Но делать нечего. У тебя теперь только один сын — Андрей. Олега нет. Он утонул в реке. Его повезла на дачу мать. Не на нашу. К своему очередному любовнику. Ребенок пошел купаться. Один. Его свело судорогами. Помочь было некому. Та женщина хватилась сына лишь через два дня. Не обижайся, не ругай, что не вызвали на похороны. Постарайся держать себя в руках…»

Федор ночами не спал. Корил себя, упрекал стариков за то, что не сумели сберечь Олега, не взяли к себе на дачу. Но в письме о своей обиде и словом не обмолвился.

Женщины… Они частенько оглядывались на Федора. Манили улыбками, шутками. Давали знать всем видом своим, что нравится он, пусть не робеет, не сомневается. И Никитин отвечал взаимностью. Но не дольше, чем на ночь. Вторично ни к одной не пришел, чтобы не привыкать, не повесить на шею новый хомут. Он не верил ни одной из них.

И хотя в селе Федора знали многие, ни одна не стала дорога ему. Ни к какой не тянуло.

Когда минул год со дня отъезда, отец разрешил Никитину поработать в Якутии еще.

«Силенки есть. Андрейка растет добрым и послушным. Мы с ним не просто ладим, а и дружим», — сообщил весело.

Приехал Федор домой в отпуск лишь через пять лет. Когда позвонил, едва узнал в парне, открывшем дверь, своего сына.

— Андрей! Сынок! Ты уже совсем взрослый, мальчишка мой! — обнял за плечи.

Отец и мать — постаревшие, поседевшие — не (водили глаз с Федора.

— Как ты изменился! Возмужал, — улыбалась мать.

— Огрубел. Вот это точно! Посмотри на его лицо, шею, руки. Сразу видно, в кабинетах не сидел! А я, грешным делом, не верил, что ты там задержишься! Работенка у тебя адская, как я понимаю? — спрашивал отец.

— Да нет, в рукавичках работаем, — отвечал Федор в тон. Он до поздней ночи разговаривал с сыном.

— Я хотел стать художником. Но потом, ты знаешь, понял, что это от меня не уйдет. Рисование можно совместить с серьезной профессией. Конечно, когда выпадет свободное время. И потому решил стать врачом.

— Это уж дед настоял, — качнул головой Федор.

— За деда. И еще за Олега. Он мечтал стать хирургом. Нельзя же, чтобы в семье пропадало главное. Мы и так слишком много потеряли. Хватит ошибок. Нельзя все списывать на глупую молодость. Кто-то обязан остановить поток потерь.

— Ты о чем? — удивился Федор.

— Нельзя жить в сказке. Она не всегда хорошо кончается, — напомнил сын. И предложил: — Давай о другом.

— Так ты уже поступил или готовишься в институт? — спросил Федор сына.

— Заканчиваю первый курс. Имею два года рабочего стажа медбратом.

— А как же картины?

— Мне нужно увидеть жизнь, чтобы вдохнуть ее в свои работы. Без нее они мертвы. Я это понял, когда Олега не стало. Жаль, что в жизни ошибок много. Своих и не своих…

— Ты упрекаешь меня?

— Нет. Я благодарен тебе. Я горжусь тобой. И хочу стать не хуже…

— Прости. Я все понимаю. Но что я мог изменить? Простить ее?

— Я перестал бы уважать тебя, — ответил Андрей и добавил: — Ты сильный, ты смелый человек! Но ты и несчастный. Не мне говорить почему. Сам знаешь. И я не упрекаю… Тебя наказала сама судьба. Хорошо, если сумеешь пересилить, переломить в себе что-то. Но пока ты одинок, не можешь назвать себя счастливым.

— У меня есть вы. Этого достаточно. Большего я и сам не хочу, — попытался прервать разговор Никитин.

— Понятно. Но разговор о другом идет. Я уже вырос. Не можешь ты всю жизнь один мучиться.

— Андрей! Я уже в деды готовлюсь. А ты обо мне? У тебя, скажи, девушка есть? — перебил он сына.