Забытые союзники во Второй мировой войне

Впрочем, из какого бы региона Италии ни уезжали эти новые уругвайцы, бежали они не от хорошей жизни. Вот как в 1886 году о причинах отъезда уругвайских «танос» с исторической родины писал неисправимый монархист Александр Ионии:

«Огромному развитiю этой эмиграцiи… [способствовали] непосильныя подати — бѣда, которая одолѣла Италiю съ техъ поръ, какъ она позволила себѣ роскошь сдѣлаться великою державою. И вотъ, по проторенной уже дорогѣ, эмигранты хлынули потокомъ къ берегамъ Лаплаты…»^{85}

В 1920-е годы многие из осевших в Уругвае итальянцев увидели надежду на возрождение исторической родины в харизматике-фашисте Бенито Муссолини.

А там — уже и немцы подтянулись. Первыми, кстати, и на Юге Бразилии, и в Уругвае были российские немцы: с Волги и из Екатеринославской губернии (нынешний Краснодарский край). Менониты по вероисповеданию, они не хотели служить ни в царской, ни в какой другой армии и нашли убежище в Уругвае^{86}.

Всё это превращало Уругвай в «плавильный котёл», подобный США. Больше того: в Монтевидео даже полагали свой «котёл» лучшим. Основатель кружка «Ариэль» в Монтевидео, эссеист-модернист Хосе Энрике Родо, на полном серьёзе проводил мысль о том, что уругвайская, южноамериканская эстетика — выше культа потребления в Северной Америке. А уругвайский президент Бальтасар Брум полагал себя лучшим, чем американцы, интерпретатором «доктрины Монро», развивая концепцию «Америка для обеих Америк». Эта же «многогранность» позволила Уругваю стать чуть ли не главным «распасующим» от Латинской Америки в Лиге наций. Достаточно сказать, что в 1923–1925 гг. именно уругвайцы входили в Совет Лиги, за что безуспешно бились такие «гранды», как Аргентина и Бразилия. Но это же ставило Уругвай и под удар.

Конечно, к середине XX века у немцев репутация была уже другая. Тем более что к тому времени в Бразилию, Уругвай и Аргентину перебрались не только аполитичные немцы-менониты из Российской империи, но и озлобленные ветераны Первой мировой войны из самой Германии.

Из всего этого следует, что к середине XX века уругвайские власти просто обязаны были быть выдержанными пацифистами. То есть ровные отношения со всеми силами, со всеми странами, откуда в республику приехали иммигранты, позволяли власть имущим решать свои вопросы. Во-первых, со всеми этими странами выгодно торговать. Во-вторых, поддерживать мир между разными этническими общинами внутри страны. В-третьих, сохранять фактическую монополию на власть партий «Бланко» и «Колорадо», зазывая в их ряды тех иммигрантов, которые в противном случае создали бы уругвайские филиалы партий итальянских фашистов, испанских фалангистов и т. п.

Проплыл этот цепеллин и над Монтевидео

Другое дело, что уже и тогда в руководстве державных стран был популярен принцип «кто не с нами, тот против нас». Ещё до войны и «Ось», и будущие Объединённые нации норовили переманить уругвайцев именно на свою сторону.

Например, как и Сталин, Гитлер пользовался таким инструментом пропаганды своих достижений, как рекордные авиаперелёты. Сталин поражал Северную Америку Чкаловым. Гитлер поражал Южную Америку, отправив туда чудо-дирижабль с гигантской свастикой.

Но немецкий «цепеллин» над Монтевидео был только «первой ласточкой». Как мы уже знаем по истории с «Планом Фурмана», работа разворачивалась и на земле.

Но помним мы и о том, что, даже и раскрыв в июне 1940 года этот нацистский заговор, ни о каком разрыве отношений с Германией уругвайские власти не помышляли. И произошло это не только потому, что слишком слабы были уругвайские Вооружённые силы, слишком мозаичной был уругвайский этнический расклад или даже слишком свежими были воспоминания об ужасах войны с Парагваем.

В действительности к тому времени, к июню 1940 года, у жителей берегов Рио-де-ла-Платы добавилось и новых впечатлений.

Через речку

Надо действительно знать аргентинцев, чтобы иной раз, как это было со мной в ноябре 2009 года при посещении редакции газеты «Ла Насьон» в Буэнос-Айресе, удержаться и не полезть с ними в драку. Потому что, когда тебе с умилением рассказывают о том, как приняли от уругвайцев и приютили у себя нацистов…

К этой довольно скользкой теме я ещё вернусь, пока же — по существу того, что произошло в водах между Аргентиной и Уругваем в конце ещё 1939 года, то есть за несколько месяцев до раскрытия «Плана Фурмана».

Итак, когда в Буэнос-Айресе я пришёл к архивистам редакции «Ла Насьон», то они сразу повели меня к своему легендарному несгораемому шкафу.

Скрипнули петли металлических дверец, и на свет были извлечены фотопластины со снимками морской битвы в водах между Аргентиной и Уругваем, о ходе и следствиях которой я и хочу здесь рассказать.