Забытые страницы русского романса

В самом начале указан характер произведения: Languido — томно, изнемогая, но в каждом такте — новая помета композитора: так много оттенков чувств предлагает он раскрыть певцу. А как выразителен и красноречив язык его мелодии, каждой интонации! Первая — щемящая септима от ре¹ к до², затем секундовый «стон» и подъем на малую минорную терцию совершенно гениально передают состояние, указанное композитором: томно, изнемогая. Или: последний слог в слове «любил» растягивается на два с половиной такта — тянется, причем с филировкой, гласная «и», тоскливая, «темная» — герой будто прислушивается к себе.

В целом, чтобы воссоздать особый поэтический строй партии голоса, следует буквально под увеличительным стеклом рассмотреть, вдуматься, сделать своими каждую интонацию, каждое слово. Исключительно мягким и утонченным по оттенкам должно быть туше пианиста, его партия — не фон, хотя и может им казаться. Особый «текучий» характер арпеджированных аккордов возникает оттого, что аккордовые фигурации идут квинтолями, и этот принцип проведен с первого такта до конца, за исключением двух переходных тактов между первым и вторым разделами (тт. 23—24). При своеобразно ажурном рисунке фортепианная партия как бы ведет с певцом «немолчный» диалог, то предрешая ответ, то опережая, подсказывая. В ней используется богатая палитра тональных отклонений и модуляций. Метнер и для партии фортепиано подробно выписывает оттенки: на каждую квинтоль — вилка crescendo или diminuendo, и это в пределах piano — pianissimo. На первый взгляд может показаться, что такая разработанность исполнительского плана есть насилие над исполнителем, который лишается таким образом собственной инициативы в творческом прочтении произведения, но таков Метнер, ведущий вас по своим давно выстраданным замыслам.

«Могу ль забыть то сладкое мгновенье» (соч. 32, № 5). Заметим сразу, что у этого романса есть подзаголовок, определяющий его характер: вальс. В предшествующую Метнеру эпоху жанр вальса получил в творчестве русских композиторов самое разнообразное и тонкое преломление. У Гурилева — песни-вальсы «Домик-крошечка», «Вьется ласточка» и др., у Глинки — вальсы-серенады «В крови горит огонь желанья», «Я здесь, Инезилья».

В творчестве композиторов-классиков вальс становится средством характеристики хрупкого, прекрасного женского образа, например «Вальс-фантазия» Глинки; эта линия поэтизации жанра блестяще продолжается впоследствии в балетах, симфониях Чайковского, в творчестве Глазунова, Прокофьева и т. д.

В романсной лирике XIX века шедевром лирически-напевного вальса является «Средь шумного бала» Чайковского на стихи А. Толстого. Посредством жанра вальса композитор добивается обобщения образа, возвышающегося до философских глубин размышлений о жизни, любви, красоте.

Цель Метнера, мне кажется, та же. Думается, его не случайно привлек сходный сюжет: герой романса вспоминает прекрасный образ, явившийся ему на балу.

Романс Чайковского написан просто, безыскусно. Невыразимо теплые интонации, окрашивающие мелодию, рождают атмосферу сладостно-печального воспоминания о пережитом и горестного одиночества. В нем главенствует мелодия, аккомпанемент является лишь поддержкой.

Метнер пишет совершенно другой вальс — он значительно расширяет и усложняет его по форме; иные взаимоотношения, по сравнению с романсом Чайковского, между мелодией и аккомпанементом.

Длинное вступление (16 т.), проносящееся легко и быстро, рисует картину увлекательного скользящего движения — герой вновь переживает «бешеное круженье» вальса, когда навеки в его душе поселился прекрасный образ:

Могу ль забыть то сладкое мгновенье.
Когда я вами жил и видел только вас.

Вокальный мелос в этом романсе редкостно изящен и грациозен, переходит от воздушного вальса к меланхолическому раздумью, виртуозная партия рояля сочетается с бесконечной сменой ритма в голосе; сплетение этих качеств создает иллюзию легкости и изящества. В процессе разучивания трудности могут подстерегать на каждом шагу; особенно точным надо быть в отсчете длительностей певцу, малейшая ошибка разрушит это прихотливое, но стройное здание.

В своем романсе Метнер вновь прибегает к излюбленному приему — вокализированию гласных (слогов), «растягиванию», что, безусловно, углубляет содержание стихотворения, но ставит перед певцом дополнительные задачи.

В оборотах «дерзкий глаз», «я не спущу с прекрасной вечно глаз» композитор растягивает слово «глаз» на 8 тактов, даже — на 10, да еще с ферматами в двух тактах. Очень важно придать верную окраску голосу, отработать филировку звука, рассчитать дыхание, чтобы не возникало ни малейшего напряжения. По-другому распеты гласные в словах «вертелся, не вертясь» — рисунок вокальной партии и фигурации правой руки аккомпанемента создают эффект «кружения», доходящего до кульминации.