Забытый берег

Напившись чаю, мы вылили оставшийся кипяток из кастрюльки в костёр. Шипение и пар заставили Конева подняться. Он усмехался. И я продолжил:

— Саша, по-моему, ты достоин своей доли. Одной пятой.

— Слава, — он страдальчески выдохнул, — Слава…

— Ты надень футболку-то, продует, — посоветовал Виктор, — и стопочку прими. Ты совсем не закусываешь?

Конев, хмыкнув, натянул футболку, выпил стопку водки. Повторил. Сел на корточки, ждал продолжения.

— Учитывая то, что ты ничего не делаешь…

Конев тупо смотрел в погасший костёр.

— Отчётов было два. Один мне, другой Виноградову. Мне половина. Что тут объяснять?

— Тебе объяснять бесполезно, — сказал я, усвоив наконец, что первый экземпляр отчёта действительно достался Коневу. — Ты уйди, мы сами всё сделаем! А долю твою, одну пятую, мы тебе прямо в руки положим. Ты понимаешь?

Конев усмехнулся, задумчиво достал сигарету, размял её. Прикурил. Он затягивался глубоко, чувствовалось, что курение доставляет ему удовольствие.

— На половину, которую Богданов определил Виноградову, — заявил Конев, — вас трое. На троих и делите. А моя половина мне.

Он решительно выпрямился и смотрел мне за правое ухо, на воложку.

— Ты садись, Саша, чего встал? Водка-то не фальсифицированная? — спросил я.

Конев стал угрюмо ходить — три шага в одну сторону, три обратно. Он задумчиво курил. Подошвы его босых ног были чёрны.

— Саша! — спросил Виктор. — А отчего ты не закусываешь?

— А зачем? — Конев улыбнулся. — Вот у американского писателя Роберта Хайнлайна есть такой рассказ. Там у него такая машинка…

— Двадцать процентов, — сказал Виктор. Дёрнувшись всем телом, Конев отскочил к лежащей на щебне палатке.

— Пятьдесят!

— Виктор! — сказал я. — Заменись. Паша тоже должен поучаствовать.

И я отправил его в плавание.

Тем временем Конев вытянул из палатки рюкзак. Там плотно лежали книги и бутылки. Нужные вещи он, видимо, разложил по карманам. Худыми, жилистыми руками Конев прикрыл рюкзак, но я успел ухватить за угол книжечку в мягкой обложке. Вернувшись к берегу, рассмотрел надпись на ней: «М. Зощенко. Рассказы о Ленине».

Наугад раскрыв книжку, я вслух прочёл название рассказа:

— Конев и часовой!

Конев сидел на палатке, положив руки на рюкзак. И я начал творчески читать вслух:

— «А он был алкоголик, этот Конев. Вдобавок он был учёный, исключительно преданный делу науки. И поэтому его поставили на такой ответственный пост. Стоит он на этом посту. Бутылка в левой руке. Стопарик сбоку. За поясом книжка. Настроение великолепное…»

Конев кинулся ко мне и выхватил книжечку Зощенко. Он тяжело дышал.

— Слава!

— А что это у тебя руки трясутся?

Конев удивлённо посмотрел на свои руки — они действительно дрожали.

— У тебя внутренняя испорченность. А ну-ка, отвечай: какие агрессивные блоки существуют, кроме НАТО? Почему мы пришли к идее перестройки? В чём сущность нового мышления? Кто такие новые русские?

Конев смотрел вниз и куда-то влево, напряжение читалось на его лице.

— Раньше великорусский элемент угнетал западные народы! — вдруг отчеканил он. — Теперь нет!

У меня зазвенело в ушах. Конев-то хорош: чувствительному интеллигенту про Лебедева-Кумача, офицеру запаса Советской армии — про угнетённые западные народы.

— Это как?

— Как только берёт верх византийская идея, мы есть Третий Рим, то начинается бардак! А если глядят на Европу, не давят её, а приглашают учителей и правителей, так наступает порядок. А потом — бац! Мы снова Третий Рим!

— Высочайшей культуры человек, Саша, — ответил я, — даже намёка не даст на то, что ты дурак. Но я не такой и прямо говорю: ты не просто дурак, а дурак патентованный!

Конев довольно развернулся и понёс книжку Зощенко в рюкзак. Я поднял бутылку с водкой, там оставалось ещё грамм двести, проверил пробочку, крикнул: «Эй, Саша!» — свистнул и бросил бутылку в воложку.

Всхлипнув, Конев кинулся в воду. Он плыл по-морскому и высоко держал голову. Бутылка мелькала в воде, плыла по течению. Конев настиг её быстро, лёг на бок, правил к берегу метрах в двадцати ниже конуса выноса. А я смотрел на воложку и видел на ней край тени от гор, расплывчатый, волнистый.

Вернувшись, Конев мялся возле костровища. С его мокрых футболки и трусов стекала вода, усы висели, но волосы на затылке бодро топорщились. Бутылку он держал двумя руками, тяжело дышал и не знал, что делать. Я подсказал:

— Пропусти стопочку, отожмись, и мы продолжим.

Сморщившись, Конев выдохнул:

— Слава!..

— Саша, ты сейчас похож на суслика.

— Слава!..

— А знаешь, почему ты похож на суслика?

Он замолк и тупо уставился в землю.

— Потому что ты суслик!

— Слава! — Он сморщился сильнее прежнего. — Слава!

— Сейчас подъедет Паша, и мы тебе будем делать пятый угол. Не жди, а уходи. И двадцать процентов твои. Без хлопот. Ты понимаешь меня?

Конев довольно усмехнулся:

— Пятьдесят!

Глава 9 Игра

1

Павел приплыл на конус выноса с виду обычный, однако он был зол. Понял я это тогда, когда показал ему чудеса дрессировки, второй раз кинув бутылку в воложку. Перед высадкой Павла Конев начал новую бутылку водки, поэтому она глубоко погрузилась и нечасто показывалась из воды.