Забытый берег

Викторова рана меня чуть успокоила, и я, смотря на ровную поверхность коридора, стал лихорадочно рассуждать. Если Павел ранен, то надо его спасать. Или к врачу везти, или врача сюда доставлять. Бежать в Кривоносово, вызывать. Огнестрельное ранение — это милиция, следствие, допросы, показания и весь остальной процесс. Пусть. Но сначала надо вырубить взбесившегося Конева и отнять у него пистолет, чтобы он нас с Латалиным не убил. Это если Павел жив. А если нет? Если этот безумный книгочей Павла убил, два раза ведь стрелял, оба раза попал, то придётся нам… Что?! Придётся нам Пашу здесь хоронить, а Конева… И как с ним быть? Получается, что… Ну да — а Конева убивать! Если этого не сделать, то он сочинит рассказ о том, как трое поехали за кладом, перессорились, наверное, и двое убили третьего. Лукоянов видел нас троих. А он, Конев, тут вообще ни при чём, он книжки читал на берегу и пил водку. Расскажет о том, как мы предлагали ему двадцать процентов, а он хотел пятьдесят…

Ему поверят, и мы сядем в тюрьму.

Ничего другого на ум не приходило. Я нервно объяснил ситуацию Виктору. Он пробормотал, что убивать не хочет. Помолчал и спросил:

— А как? Это же с ума сойти!

Тогда на коридор и вышел Конев. Нам с земли был хорошо виден его силуэт: в левой руке он держал увесистый полиэтиленовый пакет, в правой — короткую на вид палку — видимо, пистолет. Он шёл вразвалку.

— Эй, ребята! — время от времени говорил он, — выходите! Я же вас не трону! Надо Пашу закопать! Выходите!

Не доходя до обрыва метров пятнадцать, он остановился и закурил. Он курил минут пять и, озираясь, постоянно повторял в разные стороны:

— Ребята! Пашу надо закопать. Потом поедем в Москву. Вас я не трону. Ну, надо же закопать! Ребята!

Виктор лежал на земле, уткнувшись в неё лицом, и мелко подрагивал. Я наблюдал за Коневым, боясь пошевелиться.

— Ну, сами закопаете! — сказал Конев.

И, загасив ногой окурок, всё той же развязной походкой он направился на тропинку, ведущую мимо разлапистой сосны вниз, на конус выноса. Прошёл в нескольких метрах от нас и исчез. Выждав несколько минут, мы побежали к яме. Виктор пыхтел так, как будто не головой, а горлом наткнулся на сук…

3

На краю ямы, опустив туда левую ногу, лежал Павел. Он был мёртв. Одна пуля вошла ему в голову над левым глазом и, разворотив затылок, вышла. Другая попала в грудь. Может быть, в сердце. Пульса не было, дыхания тоже. Лицо ничего не выражало, и полузакрытые глаза ничего уже не видели. Я со страхом, но уже твёрдо сказал Виктору то, о чём думал:

— Сейчас мы должны найти Конева. И убить его. Даже если он полный идиот… Даже если ты такой добренький! Иначе нам конец. Нам с тобой! Он у воды. Спустим его потом в воду. А Пашу надо хоронить здесь.

У меня судорожно дёрнулся кадык раз-другой, но я справился. Только от шеи по спине шла горячая испарина и таяла вдоль позвоночника.

— Я сомневаюсь, — сказал Виктор, — как-то это…

— Ты дурак, что ли? — не выдержал я. — Пока он жив — мы убийцы Паши. Конев позаботится о том, чтобы все так считали. А его дело сторона, он пил водку и книжки читал. Да он вообще сейчас исчезнет. Ведь мы с Пашей посадили его на «Ракету» в Кривоносово, люди видели. Я понятно объяснил? Доступно?

— А пистолет?

— Выбросит в воложку.

— А отпечатки?

— В воде отпечатки? И как ты его найдёшь, там под десять метров глубина!

— А как он пойдёт в милицию?

Виктор ничего не соображал. Зачем Коневу идти в милицию?

— Ты в своём уме? Он просто вернётся в Москву и всем расскажет, что мы ездили за кладом, он тоже пытался, даже добрался до Гремячево, но нас не нашёл. И тогда с нас спросят: где Павел Виноградов? Что ты скажешь? Правду? А кто тебе поверит? Дошло?

— Всё же… — угрюмо пробурчал Виктор, — как бы… хе.

— Тогда иди к Коневу, он звал. Закопаете Пашу, а когда история вскроется, свалите всё на меня. Ну?

— Как?

— Конев скажет, что Аксёнов убил Виноградова и, угрожая пистолетом, заставил вас обоих закопать Пашу.

— И что тогда?

— А тогда я скажу, что это сделал ты!

— Ты что?!

— Бери лопату, а я топор, — я больно ткнул кулаком Виктору в нос, — пошли!

— Я возьму топор!

Мы спускались не по тропе, а по краю голого склона коридора газопровода. Над Волгой потихоньку светало. Краем берега, где и ступить-то было почти невозможно, мы тихо подкрались к конусу выноса. Скорчившись за кустами, мы наблюдали за тем, как Конев, сидя на земле, задумчиво курил сигарету. Он сидел к нам боком и время от времени посматривал вверх, на тропу. Нас ждал. Вдруг он встрепенулся, достал из-за ноги пузатенькую бутылку бренди, налил стопочку и выпил. Затянулся сигаретой. Это было отвратительно. У меня опять свело кадык.

Именно в этот миг мы бросились к нему. Он медленно повернул голову и посмотрел на нас. А когда стал вставать, то оказалось поздно. Виктор сильно, сбоку, ударил его топором над ухом, голова Конева поднялась, и я со всего маху воткнул лопату ему под подбородок. Он падал, упал, а Виктор ещё несколько раз ударил его топором. Я бросил лопату и оттащил его.