Забытый князь

— А куды деваться? — развёл руками Кошка и кликнул писаря.

ГЛАВА 4

Софья проснулась очень рано. Причиной был холод. Серый камень стен наводил уныние, а замершие ноги вызывали злость. Она сжалась в комок, и ей показалось, что так стало теплее. Она выжидала время, когда великий князь проснётся: «Ему-то что. У него там, поди, жара», — думала она, периодически потирая ноги. Когда в узкое, небольшое оконце почти под самым потолком пробился солнечный луч, Софья решила, что пора вставать.

Вчера вечером, когда её почти силой втолкнули сюда, она, не разглядывая «камеру», бухнулась на кровать, и по её щекам потекли слёзы горести. Она злилась на родителей, которые оставили её. Хотя понимала, что отцу с матерью, которым поспешно пришлось бежать из замка, грозило оказаться в ягайловой темнице.

Что её дядя — беспощадный и коварный человек, она хорошо знала по тому, как он разделался с Кейстутом, который сделал его великим литовским князем. Это человек, от которого нельзя ждать благодарности. И она жаждала от него избавиться. Но Софья не знала, как это сделать.

Она села на кровать, набросив на плечи покрывало, и оглядела помещение. Это была небольшая, плохо освещённая комнатка со столом и двумя стульями. В углу стояла тумбочка с зеркалом. Её, вероятно, поставили перед тем, как Софью поселить сюда. У входа поставец, а с другой стороны — вешало. Как на вешале, так и в поставце ничего не было.

Софья какое-то время посидела, положив подбородок на колени. Потом, что-то решив, поднялась и пошла к дверям. Выйдя в коридор, она оказалась чуть ли не в полной темноте. Только вдали светилось какое-то оконце. Она пошла на него. Не доходя до оконца, справа увидела приоткрытую дверь, все другие были закрыты. Софья, осторожно приоткрыв её и переступив порог, оказалась на лестничной площадке. Лестница вела вниз.

На середине пути она увидела вооружённых людей, которые расположились по обе стороны двери. Вероятно, эта дверь вела во двор. Княжна остановилась в раздумье, а потом решительно пошла вниз. При виде её стража поднялась и, как по команде, загородила собой дверь. Подойдя к ним, Софья твёрдо произнесла:

— Пропустите, я иду к дяде.

— Нам не велено тебя выпускать, — ответил высокий воин, вероятно, старший.

Но Софья была не робкого десятка.

— Пусти! — воскликнула она и оттолкнула стража.

Тот, не ожидая от неё такого поступка, отлетел в сторону. Это позволило ей выскочить наружу и бегом направиться к воротам. Но они были закрыты, и перед ними невесть откуда оказались стражники. Княжна не растерялась:

— Откройте ворота! — требовательно приказала она и опять повторила: — Я иду к дяде, великому князю.

Наверное, эту стражу не предупредили, что её выпускать нельзя, понадеялись на первую. Первая не побежала за ней, надеясь на вторую. Поэтому её магические слова: «Иду к дяде, великому князю», открыли ей путь.

Ягайло занимал Верхний замок, который был расположен на высокой горе. Ничего не знающая стража верхних ворот была удивлена её появлению. Но ворота открыли. Ей приходилось здесь бывать, поэтому она также решительно направилась к княжеским хоромам. Два стражника, сидевшие внутри у входа, даже не обратили на неё внимания. Было утро, и пробудившийся люд сновал туда и обратно.

Поднявшись беспрепятственно на второй этаж, княжна свернула на левую половину, где был кабинет великого князя. По всей видимости, в кабинете его ещё не было, поэтому приёмная была пуста. И она решила дождаться дядю в кабинете. Не успела Софья сесть в его кресло, как до её слуха донеслись голоса. Один она узнала — это был дядин. Другой, басисто-сипловатый, принадлежал немолодому человеку. Но кому, княжна не знала. Быстро сработала мысль: спрятаться. Не хотелось при чужом человеке поднимать скандал. Глаза быстро обежали кабинет. Хоть лезь под стол — больше спрятаться некуда. И тут её взгляд упал на шторы. Они спускались, окаймляя окно, почти с потолка до пола. И она стремительно ринулась к одной их них.

Едва успела спрятаться, как в кабинет вошёл Ягайло и с ним крепкий, с брюшком и отвислыми усами человек. На нём была дорогая свитка, на боку — длинная сабля, на ногах — высокие сапоги. Так ходили польские вельможи. Когда уселись, Ягайло спросил:

— Что мне на это скажешь, вельможный пан?

Софья прислушалась, задав себе вопрос: «О чём они до этого говорили?».

— Я думаю, кроме Болеслава Мазовецкого да Сигизмунда Чарторыйского в Польше других женихов не найти.

Ягайло задумался. Он встал и пошёл к окну. Сердце Софьи замерло: стоит ему отдёрнуть штору и… Но штору тот не думал трогать, а посмотрел на серое, неприветливое небо и вернулся к себе.

— Многие Чарторыйские служат русским.

— Что делать, князь, — проговорил поляк, — когда нам своей землицы не хватает, приходится искать её на стороне. Твои братья тоже не чураются русской землицы.

Эти слова били не в бровь, а в глаз. Но Ягайло не стал останавливаться на этом вопросе.

— Мазовецкий уже не молод.

— Зато будет верен. Кстати, он, как и ты, недолюбливает Витовта.