В войске ходили слухи, что они направляются в Селевкию, расположенную на реке Тигр. Тарквиний много рассказывал о Междуречье и о царствах, которые издревле существовали там, так что Ромул теперь неплохо представлял себе те места. Много вечеров было посвящено импровизированным урокам истории, на которых говорилось о вавилонянах, персах и других диковинных народах. Больше всего Ромулу нравились рассказы об Александре Великом, человеке, совершившем поход из Греции в Индию и захватившем по пути полмира.
Теперь пустыни принадлежали могущественному Парфянскому государству. Поначалу это было небольшое, но воинственное племя, которое на протяжении жизни многих поколений поглощало покоренные им территории. Теперь же Парфия уступала по величине только римским владениям. Неохватные пространства этой империи населяли немногочисленные кочевники. Своими богатствами Парфия была обязана пошлинам, которые получала за пропуск по своим территориям торговых караванов с ценными товарами — шелком, специями, драгоценными камнями и украшениями, — которые купцы доставляли из Индии и с Дальнего Востока. Парфяне хорошо зная, насколько жадны до чужого богатства римляне, ревниво охраняли свои торговые пути.
Однако их доходность не могла ускользнуть от внимания Красса. И теперь, надеясь на скорую победу, он шел с войском в пустыню, направляясь кратчайшим путем к Селевкии.
Семь легионов, пять тысяч наемников и две тысячи конников ругмя ругали гнусавые трубы, разбудившие их задолго до рассвета. Хотя в войске продолжали обсуждать жертвоприношение, во время которого Красс выронил из рук сердце, легионеры тем не менее споро разобрали и уложили палатки, после чего навьючили их на мулов. Воины регулярного войска являли собою наилучший пример организованности, которой славились граждане республики, ну, а люди Бассия еще не столь привыкли к дружной работе. Однако и наемники, подгоняемые попеременно угрозами и похвалами, в конце концов оказались готовы к выходу.
Высокий земляной вал, окружавший лагерь, устроенный накануне под стенами Зеугмы, остался в неприкосновенности. Многие десятки таких лагерей отмечали путь, по которому армия шла сюда из Малой Азии. Они должны были пригодиться на обратном пути, после покорения Парфии.
Красс не видел причин отступать от обычая. И потому впереди шли не регулярные легионы, а когорта, в которую входил Ромул, и другие отряды наемников. Переправа через реку на нескольких сотнях тростниковых лодчонок, сооруженных саперами, отняла немало времени, но была осуществлена с минимальным количеством осложнений. Перевернулись лишь два суденышка. Отчаянно вопившие наемники, отягощенные тяжелыми доспехами и оружием, сразу ушли на дно. Но это была совершенно незаметная потеря на фоне той огромной силы, которая сейчас ждала приказаний на восточном берегу. Как и в то время, когда здесь проходил Александр, жизни отдельных людей не значили ровным счетом ничего.
Перед каждым легионом стоял аквилифер (знаменосец) в Сверкающей бронзовой кирасе и накидке из волчьей шкуры. Знаменосец держал в руках длинный шест, увенчанный серебряным орлом, сжимавшим в когтистых лапах пучок молний, ниже значка укреплялись награды, заслуженные легионом в боях. Для каждого воина значок являлся величественным символом силы и воплощал в себе бесстрашие и доблесть легиона.
Распростертые крылья ближайшего орла ярко сверкали в лучах восходящего солнца. Ромул подтолкнул Бренна локтем и гордым жестом указал на значок. Воинам это показалось хорошим предзнаменованием, и строй откликнулся довольным гомоном. После случившегося все отчаянно нуждались в добрых знаках. К этому времени вся армия, до последнего солдата, знала, что Красс выпустил из рук бычье сердце.
Но, казалось, Рим, несмотря ни на что, ждал очередной триумф.
— Я достаточно насмотрелся на эти проклятые значки с другой стороны поля, — фыркнул галл, который стоял, положив обе руки на рукоять меча.
Тарквиний промолчал. Он вообще не произнес ни слова с самого рассвета, зато почти непрерывно всматривался в небосвод.
Оба друга Ромула не разделяли его чувств к орлам легионов. Они не отождествляли себя с Римом подобно ему. Независимо от той цели, ради которой легионы шли воевать, он инстинктивно гордился ими. Рожденный рабом, ставший наемником, он все же был римлянином до мозга костей.
За спиной знаменосца располагались четыреста восемьдесят легионеров первой, самой уважаемой когорты. Далее следовали еще девять когорт примерно равной численности. Всего же в каждом легионе насчитывалось около пяти тысяч человек.