Забытый легион

Его мысли переключились на Юлия Цезаря, который начал с покорения галлов и белгов и сумел заработать на этом большое богатство. Теперь, похоже, притязания Цезаря сделались безграничными. Красс беззвучно выругался. Он допустил большую ошибку, когда так щедро ссужал молодого аристократа деньгами. Его обычная тактика — многих должников он подчинял своей власти тем, что прощал им долги, — с Цезарем полностью провалилась. Тот выплатил весь свой долг, причем сделал это крайне вызывающе: прислал к дому Красса целый караван мулов с деньгами. Это случилось незадолго до того, как Красс отправился в Малую Азию. В сотнях кожаных мешков, навьюченных на животных, содержалось колоссальное богатство, весь долг до последнего сестерция. Крассу ничего не оставалось, как принять деньги. Он поморщился, подумав о том, как Цезарь, который ему в сыновья годился, перехитрил его. Но такого больше не повторится.

«Когда Селевкия падет, никто не сможет отрицать моего превосходства, — думал Красс. — Власть в Риме будет принадлежать мне. Одному».

Кассий Лонгин, опытнейший из его легатов, толкнул пятыми свою лошадь и подъехал поближе к главнокомандующему. На отмеченном несколькими шрамами лице старого воина читалось беспокойство.

— Разреши сказать, Красс.

— В чем дело? — Впрочем, Красс вынудил себя вспомнить о вежливости. Никто из прочих его офицеров не мог сравниться опытностью с этим человеком. Лонгин был ветераном множества войн от Галлии до Северной Африки.

— Я снова насчет Армении.

— Легат, мы ведь уже все решили.

— Я знаю, но…

— Если бы мы послушались совета Артавазда и пошли на север, в Армянские горы, а потом снова на юг, то потратили бы не меньше трех месяцев. — Красс стиснул в кулаках поводья. — А так мы доберемся до Селевкии за четыре недели.

Лонгин помолчал, подбирая слова.

— Странно, что он отказался сопровождать нас, ты не находишь? Царь Армении всегда считался верным союзником.

Вдруг наступило неловкое молчание, которое нарушали лишь приглушенные расстоянием крики мулов из хвоста колонны. Все хорошо знали, что Красс очень не любит советов.

— Причем он ушел, как только выяснил, какой мы выбрали путь, — добавил Лонгин.

— Конечно, мы же не с римлянами имеем дело! — Красс плюнул; слюна высохла, не успев увлажнить песка. — Им нельзя доверять.

— Ты прав, Красс, — полушепотом ответил Лонгин и взглянул на Ариамна, роскошно одетого набатийца, который ехал с краю группы.

Воин непринужденно сидел в еще более роскошном, чем у главнокомандующего, седле и держал в руках сверкающие золотом поводья. Легкий ветерок развевал прикрепленный к голове лошади плюмаж из павлиньих перьев. Ариамн был простоволос, поверх панциря на нем была кожаная рубаха. Длинные черные волосы были собраны так, чтобы оставались открытыми большие золотые серьги, которые он носил в ушах. По обе стороны седла были прикреплены тоже богато отделанные колчаны, а на правом плече конника висел грозного вида лук.

— Почему же тогда мы доверяем этой надушенной змее? — еще тише произнес Лонгин. — Артавазд стоит побольше, чем набатийский князек.

Красс улыбнулся:

— Возможно, Ариамну изменяет вкус, когда дело доходит до благовоний, зато у него есть шесть тысяч конников. И он обещал прямиком вывести нас к Селевкии. Тем самым путем, какой устраивает меня больше всего. — Он махнул рукой. — Можешь забыть об Артавазде!

— И о воде для воинов?

Остальные легаты переглянулись. Положение с водой тревожило их всех, но никто другой не осмелился напрямик заговорить об этом.

Кроме Лонгина.

— А ведь Тигр течет с Армянских холмов прямо на юг. До самой Селевкии.

— Хватит! — прикрикнул Красс. — Переход будет недолгим. Ариамн говорит, что парфяне уже бегут в страхе. Ведь правда? — повысил он голос.

Набатиец повернулся и направился к ним, его лошадь красиво гарцевала на песке. Приблизившись к собеседникам, он поклонился в пояс и, глядя на полководца темными глазами с зачерненными веками, прижал левую руку к сердцу.

— Великий, враги рассеялись, как только твои легионы переправились через реку.

— Видишь? — Красс расплылся в довольной улыбке. — Ничто не может противостоять моей армии!

Лонгин, прищурившись, смотрел на темнокожего воина. От этого человека, с его пропитанными маслом кудрями, духами и кривым луком, прямо-таки смердело предательством. А Красс не мог — или не хотел — учуять этот запах. Скрипнув зубами, легат отъехал и присоединился к Публию, которой находился со своими галльскими конниками на правом фланге.

Но бывший начальник конницы у Цезаря тоже не пожелал слушать его. Публия занимала лишь его собственная роль в предстоящей победе.

— Легат, мой отец настоящий герой, — весело сказал коренастый патриций. — Республика обязана ему своим существованием. Он уничтожил Спартака.

«И с тех пор этот болван ни разу не возглавлял армию», — подумал Лонгин.

— Доверься его суждению. У него такое же чутье на золото, как у меня — на девственниц!

— У нас слишком мало кавалерии, чтобы сражаться с парфянскими лучниками и катафрактариями, — продолжал настаивать Лонгин.