Забытый. Москва

Эта война произвела сильнейшее впечатление на многих. Не столько результатами, сколько количеством сил, задействованных в ней со стороны Москвы. По подсчетам Бобра общее количество воинов переваливало за 40 тысяч! Такого, даже в лучшие годы, редко набирала ВСЯ Литва. А ведь князь Дмитрий не тронул ни полки брата Владимира, ни Коломну.

А то, что Олгерд не пришел на помощь шурину сразу, говорило не только о его неудачах с Орденом, но и о сильном впечатлении от московских сил. Косвенно это подтвердил Андрей, писавший Бобру, что отец сильно раздражен действиями Москвы и усиления ее не допустит.

—  Допустит или нет, это еще посмотреть надо,  — посмеивался Бобер, обсуждая письмо с Феофанычем,  — а вот когда он собирается это свое «не допустить»?

—  Похоже — не завтра...  — Феофаныч быстро-весело зыркнул на Бобра и опустил глаза. Данило вообще подолгу мог смотреть только вниз, на свои сапоги. На все же окружающие предметы, тем более на людей, он взглядывал внимательно, но очень быстро, протыкал взглядом, как шилом, и опускал его, обдумывая то, что увидел, и не желая, чтоб ему мешали.  — ...тем более, что Михаил из Вильны уехал.

—  Куда?!  — для Бобра это была новость.

—  К себе в Тверь.

—  Это что ж? Уж не покориться ли хочет?

—  Не-ет, до этого еще... Ты ж его сам бараном называешь, а баран, пока лоб не расшибет и рога не поломает...

—  На что же он теперь надеется?

—  Теперь на Орду.

Орду?!  — Бобру стало неловко за себя. Именно сейчас он осознал, что татарская политика Москвы, в соответствии с его задачами и интересами долженствующая быть ему наиболее известной, близкой и понятной, занимала в его голове место где-то с краю и почти совсем не интересовала, потому и эти слова Данилы поставили его на какое-то мгновение в тупик.

«Как мог Михаил искать какую-то опору в Орде, где позиции Москвы так прочны?! Почему я этого не понимаю?! Почему так мало интересуюсь Ордой? Или жду, пока утихнет? Там ведь сейчас хрен поймешь чего, бояре все сапоги истоптали, бегая за подтверждением ярлыка от хана к хану. А-а! Так вот на что может надеяться Михаил!»

—  Феофаныч, а что, там опять новый хан?

—  Точных сведений пока не имею, но похоже на то, что Мамай посадил-таки кого-то своего в Сарае.

—  Стало быть, шансы у Михаила есть?

—  Есть. Тем более что Мамай имеет какой-то договор с Олгердом. Помнишь, что я говоритл?

—  Черт возьми! Но все-таки: какой Михаил даст ему столько денег, сколько дает Москва?

—  А сколько дает Москва? Москва в последнее время обнаглела, изнахалилась. Но дело уже не в деньгах, которые все уменьшаются, а в войске, в силах, которые все увеличиваются. Так что Мамай, не мудрствуя лукаво, стравит князей, обескровит, а с победителя сдерет три шкуры за дарованный ярлык. Вот и весь сказ. Было бы кого стравливать! Раньше не было, а теперь эта бл... появилась.

—  Что ж, опять тебе в Орду ехать, доказывать, кто прав?

—  Ох, зае...ся я туда ездить! Проще бы перехватить его по дороге, да...

—  К ногтю!

—  Помочь сможешь?

—  Чем только смогу! Жаль только  — все тропинки в лесу не перегородишь.

—  Все, думаю, и не надо. Перекрой три основные дороги, которыми тверичи ходят в Сарай. Сможешь?

—  Смогу. Но куда мне его девать, если попадется?

—  В Москву, Василь Василичу! Тот его больше всех любит!

—  А как Алексий на это посмотрит?

—  Это моя забота.

—  А князь?

—  А вот это забота твоя.

* * *

Этот разговор, а особенно собственная слабость в этом разговоре подвигнула, наконец, Бобра как следует взяться за изучение ордынской политики Москвы.

Почему Михаил Тверской решился на столь отчаянный поступок? Каков вообще механизм подчинения русских княжеств Орде? Кто такой этот Мухаммед-Булак, утвердившийся в Сарае в этом (1370) году, и сколько он просидит  — неделю? месяц? а может, год? или три?

Чтобы ответить на такие вопросы и не хлопать ушами перед Феофанычем, надо было вникнуть во все тонкости «великой замятии» ордынской и, прежде всего, уяснить, откуда взялся и что собой представляет этот пресловутый Мамай, о котором он постоянно слышит со времен Синей Воды, который никак не может надежно овладеть Сараем (еще тогда, в 1362-м, его отшвырнули от столицы, и до сих пор постоянно отшвыривают могучие заволжские претенденты), но постоянно на него покушается, и которого Москва боится больше всех.