Забытый. Москва

—  Только что сказали, что Олгерда в поле встречать нельзя, что надо садиться в стены. А сами один за другим в поле рветесь. Кто стены-то защищать будет?

—  Да мало ли у меня!..  — взвился Дмитрий и осекся. Теперь все смотрели на него. Митрополит, пропустив его возглас мимо ушей, с нажимом закончил:

—  Тебе, прежде всего тебе надо здесь остаться. Ведь говорили же об этом в прошлый раз. Коли князь из города ушел, значит, город не удержать, значит, и все кинутся, и настрой у народа такой будет. Имейте в виду, что на сей раз я не могу Олгерда в Москве дожидаться. У меня в Нижнем беда, смута церковная, туда надо немедленно. И когда вернусь  — Бог весть.

Дмитрий помрачнел и сник. Бобер постарался подбодрить:

—  Ничего не поделаешь, Дмитрий Иваныч, Москва  — главное. И потом  — тебе ведь придется не просто сидеть в стенах, как прошлый раз, а быть готовым ударить вдогон, когда Олгерд назад пойдет.

—  Как еще он пойдет...

—  Пойдет. Когда мы с князь-Владимиром повиснем у него где-нибудь на фланге, а то и в тылу, ему придется раскорячиться. На две стороны смотреть. Этого он не любит больше всего. Потому, думаю, кинется на нас. Вот тогда ты не отстань и подойди вовремя к нам на помощь. У него на хвосте!

— Хорошо говоришь, Дмитрий Михалыч, — опять смело и неожиданно вмешался Березуйский,  — а что же мне с моим войском делать? Я, вроде, как и не у дел. Но ведь не просто же так вы меня сюда позвали,  — и весело оглядев всех, остановил взгляд на Бобре.

—  Твое войско придется по стенам рассадить.

—  Не поместится в Москве такая-то орава. Не прокормишь.

—  Не только в Москве. Надо бы попробовать те города защитить, что встанут у него на дороге. Можайск, Звенигород... Тот же Волоцк твой. Ты не прикидывал, как он пойдет?

—  А тут и прикидывать нечего. Они же знают, кто их летом бил. Потому в первую очередь по Волоцку и шарахнут, поквитаться захотят. Ну, если и не в первую, то во всяком случае мимо не пройдут.

—  Верно. А удержишься?

—  А почему нет? Если Бог не накажет  — да, кажись, особо не грешил,  — удержусь. Стены у меня высокие, народ шустрый, да и в стенах себя уверенно чувствует, сиживали, опыт есть.

—  Ну видишь как хорошо. А ты говоришь  — не у дел. Еще как у дел! Ведь если он у Волоцка затолчется, то до Москвы и вовсе, может, не успеет дойти.

—  Что значит  — не успеет?  — усмехнулся в бороду Тимофей Василич.  — По дороге перехватишь?

Бобер, тоже как будто усмехаясь, но стараясь это скрыть, молчал, и Тимофей Василич с оттенком вопроса строгим голосом закончил:

—  А кто-то тут не так давно говорил, что в чистом поле не сможем, что ошибок повторять не будем.

—  Я ведь говорил: смотря с каким войском,  — спокойным, даже довольным тоном откликнулся Бобер,  — а перехватывать я его не буду. Раскорячиться заставлю. Встану где-нибудь в сторонке, пусть оглядывается.

—  Василий Иваныч, ты не сильно торопишься?  — Бобер догнал в сенях волоцкого воеводу, тронул за плечо. Тот резко обернулся, узнал, весело и открыто улыбнулся:

—  Нет.

—  Зайдем ко мне, словечком перекинемся.

—  Отчего не перекинуться с хорошим человеком. Разговаривали они часа два и расстались совершенно довольные друг другом. Волоцкий воевода живо напомнил Бобру Константина; много знал о его делах, восхищался победами и не только полностью соглашался с необходимостью переустройства войска, но с жаром развивал вкратце обрисованные или только названные Бобром способы решения существующих проблем. С чем-то Бобер соглашался, на что-то осторожно возражал, видел, как сильно увлечен новыми идеями Василий, как горячо он говорит, но не дал увлечь и себя, потому что все это следовало делать «потом». То есть после того, как придет и уйдет Олгерд, а сначала необходимо было постараться, чтобы ушел он не солоно хлебавши.

—  Не буду нагружать тебя советами, тем более приказами. В осадах ты больше меня сидел, что делать  — лучше знаешь. Я только поручаю тебе, кроме Волока Ламского, Можайск и Звенигород. Облечем тебя чрезвычайными полномочиями от Великого князя. Съезди, накажи тамошним князьям, как действовать, дай им бойцов, сколько смогут прокормить,  — и к себе. Готовь Волоцк сам. Я ничем тебе помочь не смогу. Разве что сотни две хороших стрелков пришлю. Возьмешь?

—  С самострелами?

—  Разумеется.

—  Хха! Еще как возьму! Самострелы в осаде  — первое дело! У меня своих-то нет почти. Не хотят! Нашего мужика заставить сделать что-нибудь, для его же пользы,  — это пуд соли надо съесть. Ленивы и упрямы. Если успеют твои прийти, я их устрою в надвратной башне, перед мостом. Уж там они у меня поработают! Да и моим покажут, что может самострел. Самое, понимаешь, слабое у меня в городе место.

—  Так сожги мост.

—  Жалко. Тогда я их нечаянно стукнуть уже не смогу.

—  А ты хочешь еще и стукнуть?!

—  А как же! Если склеится.