Забытый. Москва

—  Вы,  — Бобер тоже встал, отчего Петр вскочил в смятении, выпучив глаза на разгорячившихся князей, испытывая очень большое желание исчезнуть отсюда, с глаз долой от греха.

Но князья его, кажется, не стеснялись. Константиныч смотрел, Бобер отворачивался. Он положил ладони на стол, выискивал что-то у Петра на поясе, от чего у того урчало в животе и шевелились волосы.

—  ...Вы. От татар хотите отбиваться, а со своими разбойниками справиться не можете. Я с хорошим отрядом к вам сюда ехал. По хорошей дороге, объезженной, обжитой. Но от самого Мурома по всему лесу свист. Напасть не решились, но уши все просвистели. Как же у вас тогда купцы путешествуют?

—  Купцы больше водой, лесом редко кто.

—  Да как же вы допускаете?! Или вы в своей земле не хозяева, коль купца охранить не можете?! Купца не охраните, он к вам и не приедет, а город, княжество без купца проживут разве?

—  Живем не хуже других. И разбойников не больше, чем везде.

—  Ну не скажи, Дмитрий Константиныч. Разве с Москвой сравнишь? Там, говорят, Калита еще шугать их начал, и до сих пор гоняют. Служба у тысяцкого Вельяминова специальная. Охотятся, ловят, а как поймают, башку с плеч без долгих разговоров. Так что в московских лесах свисту много меньше. Нету почти.

—  Нам с Москвой тягаться трудно.

—  Но как же вы все-таки по дорогам-то?

—  А просто. Собираем в дорогу караван побольше, к нему охрану покрепче. И Бог милует.

—  Да ведь это на осаду похоже! Ведь прежде, чем о татарах думать, надо из осады выкарабкаться. Утвердиться! своих всех в кулак взять! Сколько ж можно остерегаться да хорониться?! На таком месте город стоит, цены ему нет, а ты...

—  Что  — я?  — вскипел Дмитрий.

—  Ты? Да я бы на твоем месте... Да за пару лет, если взяться, богаче Москвы можно стать и...  — и умолк.

Петр всю оставшуюся жизнь, когда вспоминал этот момент, мысленно хлестал себя по морде, потому что сейчас не удержался:

—  Бодливой корове Бог рогов не дает...  — и был вознагражден таким взглядом, что когда погибал через много лет на Пьяне, отмахиваясь от придавивших его с трех сторон татар, не о папе с мамой вспомнил, не о детях и не о внуках, а об этом вот взгляде, и еще отчаянней замахал мечом.

Но Бобер мгновенно отвел взгляд, успокоился и, легонько прихлопнув по столу ладонью, сел:

—  Ладно. Так ли, этак, с кого-то начинать надо.

—  С кого же? С разбойников?  — скривился Константиныч.

—  А чего особенного? Важно, чтобы воины начали и привыкли драться. А для этого и разбойники сойдут, и ушкуйники. Но!.. Начинать надо с начала.

—  С начала?  — князь усмехнулся.  — Но ведь это уж больше сотни лет как началось.

—  Да. Тут мы не успели. Но у нас других начал полно: кто? где? как? когда? И какими силами на нас прыгнет.

—  Разведка?!  — оживился князь, в то время как Петр словно кол проглотил, сидел прямо и смотрел в одну точку у себя под ногами не в силах поднять глаз.

«Черт! Кажется, забылся я, перебрал. Жалко будет, если он сломается,  — Дмитрия мучат угрызения совести.  — Впрочем, если сломается, значит, слаб, значит, и воевода никудышний».

—  Да, разведка. Какая она у вас, как устроена?

—  Расскажи, Петр,  — князь расправляет плечи: «Хоть тут краснеть не придется».

Петр, однако, ведет себя непонятно. Тяжко дышит, потеет лицом, тяжело опершись на стол руками, приподнимается, хрипит:

—  Ох, князь, что-то замутило меня, ффу, дозволь на свежий воздух...  — и, качнувшись,  — ахх! Назад на скамью и стал заваливаться на спину.

Внимательно следивший за ним Бобер вскочил, успел подхватить под руки, присел рядом, бережно уложил голову воеводы себе на колени:

—  Ничего, ничего! Пройдет! Сейчас все пройдет,  — и начал легонько обтирать ему лицо ладонью, как умывал, и стряхивать воображаемую воду с руки.

На четвертом взмахе Петр открыл глаза, прошептал:

—  Где я?

—  Ничего, ничего!.. Голова, видать, закружилась. Сейчас ...  — успокаивающе бормотал Бобер, продолжая «умывать» воеводу, а Константиныч смотрел обалдело, приоткрыв рот: «Неужто?!! Неужто правду о нем болтают?! Что колдун!»

Петр поднялся, встряхнулся, сел прямо.

—  Ты про разведку должен был рассказать,  — подсказал Бобер.

—  Да-да, разведка... что же это со мной?! В первый раз... ффу-у-у... Ну что разведка? Разведка как разведка: на всех дорогах кордоны, с мытниками вместе. От купцов вести получают и  — мне... или князю. А еще отдельные сторожи, тайные, дальше мытников. По речным рубежам заставы, а с них в степь выезжают, присматривают. Мы через эти заставы постепенно всю дружину пропускаем, чтобы опыта поднабрались, пообтесались... Ухх!  — Петр наливает себе квасу и жадно пьет, аж течет по бороде.

—  Хорошо. Ну а кто непосредственно-то, постоянно этим занимается? Они на каком у вас положении?

—  Как на каком?! Все на одинаковом положении, никаких привилегий. Все по очереди занимаются, все сторожат.

—  Так что, постоянных разведчиков у вас нет, что ли?!

—  У нас все разведчики!

—  А-а... Ну да. Сами сеем, сами пашем... Все  — охотники, все  — рыбаки, все  — воины. И разведчики! Тогда понятно...  — Бобер уныло опускает голову.