Забытый. Москва

Молодцы слетели с седел, выхватили мечи и стали лихо налетать друг на друга. Рубились жестко, профессионально, потеха получалась нешуточная. И главное: клинок у каждого ходил как у Гаврюхи.

«Так и знал! Разве это худшие? Врут, конечно, стыдятся, повыпендриваться хотят. Вот, мол, мы какие. Татар бы вам, дуракам, постыдиться...»

—  Хорошо, хватит,  — Бобер соскочил с седла,  — вы свободны, давай теперь мы с тобой поиграем.

Дружинники останавливаются, опускают оружие, переводят дух, но уходить не торопятся. Им жутко интересно, как обойдется их Иван с новым воеводой. Он лучший мечник в дружине, и надо же, чтоб воевода именно на него как нарочно нарвался  — то ли его бес попутал, то ли Бог наказал...

Бобер потянул меч из ножен:

—  Петр Василич, одолжи-ка щит.

Дружинник особенно не робел, но первым ударить не помышлял, ждал. Бобер неожиданно, без замаха ширнул меч ему в пах. Тот успел: щит вниз  — отбой! и мгновенно мечом сверху — рраз!

«Ни х.. себе!  — Бобру тоже пришлось воспользоваться щитом, чего он очень не любил.  — Слабенький! Дождешься от вас, дураков...»

Помахав пару минут и не удержавшись, чтобы не щегольнуть мастерством (заставив дружинника дважды провалиться, он щелкнул его плашмя совершенно одинаково по правому и левому уху), вызвав восхищенный вздох сотников, Дмитрий поднял щит над головой: хватит!

Ему было все ясно. Противник смотрел оскорбленно, явно жалея, что бой прерван. Был он быстр, ловок, искусен, а попался лишь на секретные уловки.

—  Ну что ж,  — Бобер оглянулся на сотников холодно, те спрятали глаза,  — если это худшие, то с лучшими мне, видно, и тягаться не стоит  — побьют.

Он не стал добивать их сразу:

—  Петр Василич, давай так договоримся: если через две недели кто из дружины подерется со мной как этот, самый неумелый... Как тебя зовут?

—  Иваном.

—  Вот кто Ивана побьет, того ставлю сотником, вместо его теперешнего. И можно на татар...

Иван засиял как свежий блин, а Бобер бросил дружинникам:

—  По местам отправляйтесь.

Те захлопнули рты, вскочили на коней, понесли по сотням весть о новом ужасном воеводе, который «под землей видит, а на мечах как бес  — самому Ивану по ушам настучал!»

Бобер проводил бойцов взглядом и вновь жестко повернулся к сотникам:

—  Господа командиры! Если вы местом своим дорожите, не смейте мне больше врать. А делайте то, что вам приказывают! Как я узнаю истинную силу дружины при таком вашем отношении?! Я вам не девка красная, которой понравиться хочется. Мне с вами, а вам со мной воевать вместе, головы под татарские сабли подставлять!

Понурые плечи, опущенные головы, взгляды искоса друг на друга  — тишина. Сам князь Дмитрий только что не корчился, потный и красный.

—  Ладно. Как владеете копьем, сейчас пытать не буду  — бесполезно. Думаю  — не хуже (короткая, но ощутимая пауза), чем мечом. Займитесь теми делами, которые сегодня проверяли. Не медля. И основательно. А с тобой, Петр Василич, давай отдельно поговорим,  — и оглянулся на князя,  — у меня все, Дмитрий Константиныч.

—  Все?!  — князь был явно обрадован.

—  Да. Если у тебя к ним нет ничего, пусть делом займутся. А мы с тобой воеводу поспрошаем.

—  Петр Василич, ты когда и с кем последний раз дрался?

—  Я?!

—  Я... Дружина твоя!

Князь, Бобер и Петр сели втроем в княжеской горнице. Петр стыдливо пожал плечами:

—  В позапрошлом году, когда татары налетали...

—  Татары?! Ну и как?

—  Как... Как обычно. От разведчиков и передового отряда отбились... подержали то есть их, чтобы народ успел разбежаться и попрятаться. А дальше в струги и вверх по Волге, к Городцу. К князь-Борису...

—  А там есть за что зацепиться?

—  Не больно-то... Но татары туда не любят. Острог крепкий на другом берегу, а брать нечего, так что...

—  А кроме татар противников у вас, стало быть, нет.

—  Нет. Мордва пошаливает, но это так, разбойники. Ушкуйники новгородские по Волге шастают, эти стервецы много зла чинят. Смелы, нахальны, ловки. Но тоже  — шайки, не войско. Как с ними биться?..

—  Как биться?! Как с любыми сволочами и биться! У Петра физиономия становится постной, он отводит глаза. Дмитрий оглядывается на князя  — и тот в недоумении: что это новый так мелочится? С разбойниками воевать хочет. За этим ли мы его сюда?.. Тем ли нам Василий Василич все уши прожужжал?

Готовый возмутиться и вскипеть, Дмитрий вспоминает да-а-авний разговор монаха с дедом. «Каждый на другого надеется, каждый за чужой счет выскочить желает. Ведь и этот... Тесть! Пригласил! Для чего?! Или, может, Василий Василич его уговорил? Может, даже и с деньгами? Хотя, боярин — князя?., нет! Он решил, что я смогу. И помогу. И захотел на меня все свои заботы, всю головную боль свалить. Неужели ж ты думаешь, тесть, что я волшебное слово скажу, и все устроится?!»

— Дмитрий Константиныч! Как же мне быть? Уж слишком вы, по-моему, высоко берете.

—  Как  — высоко?

—  Сразу  — и на татар! А что для этого надо? Знаете? Я, например, не знаю. А вы, видно, знаете.

—  Мы?!!  — Дмитрий даже встал.