Забытый. Москва

—  Спасибо, князь. В таком разе уж обязательно чего-нибудь учудим.

—  Михалыч! Похоже, ушкуйники заявились!  — тысяцкий Михаил Василич влетел к Бобру, будто за ним гнались. Взвинченный, раскрасневшийся, весело и встрево-женно посмеиваясь.

—  Ну-ну! Откуда весть?

—  Мои на торжище подсмотрели. Лодка  — чистый ушкуй, так только, чуток под купецкую подделана. А в ней пятнадцать морд «купцов». С Верха пришли. Пол-дня помотались туда-сюда по торжищу  — ив лодку. И назад, на Верх. Ушли. Четверых, правда, оставили.

—  А за ними, за лодкой? Следом?!

—  Следом? Не вот... Берегом-то я послал верховых, догонят. Но они ведь, наверное, так Волгой и пойдут, а моим через Оку переправляться. Могут и потерять.

—  Могут...  — Бобер упер глаза в пол и с минуту как спал. Потом встрепенулся:

—  Василич! А вот ты на их месте когда бы напал?

— Дак поутру раненько. Пока все тепленькие, в постелях.

—  Я бы тоже. Но ведь они не глупей нас. А?

—  Ясное дело. Но что из этого?

—  Переночевать им надо тут где-то поблизости. Не будут же они перед дракой всю ночь веслами махать.

—  Само собой.

—  Как думаешь  — где? Может  — на стрелке?

—  Близко. Обязательно увидит кто-нибудь, шум подымет. Народу там шляется... Вот за стрелкой в пяти верстах заводь есть. Большая. И лес там по берегу густой.

—  Ну вот тебе и место. Давай тогда, Василич. Срочно!

—  Что?!

—  Перво-наперво гонца к Оке. Мигом! Предупредить, чтобы подготовили переправу для двух сотен всадников. Стрелков лучших... Две сотни быстро соберешь?

—  Часа три...

—  Долго! К вечеру  — кровь из носа!  — надо быть у той заводи. С конями! Два часа тебе, не больше. Сколько наберешь. Но не меньше сотни. Запасов никаких, только еды на день. Завтра там уже нечего будет делать. Я пойду с ними.

—  Я сам хотел.

—  Тебе город стеречь. Подними по тревоге ополчение ремесленников. К вечеру чтобы с луками расселись по берегу вдоль всего города. На стрелку тоже сотни две посади.

—  Это ладно, это все сделаю. А вот ты... Зачем тебе с конями возиться, переправлять? На конях до Оки, а там так, скорее получится.

—  Не просекаешь?

—  Честно скажу, Михалыч,  — нет.

—  Ушкуйников может быть либо чуть, так, побаловаться  — сотня, полторы. Тода их надо тихо в заводь ту пропустить ночевать, а ночью окружить и всех перебить.

—  Всех?!! Ты что, Михалыч, побойся Бога!

—  А что?

—  Христианские души как-никак...

Дмитрий даже не стал плеваться, как обычно, а только головой покачал, да стукнул кулаком по колену:

—  Всех, Василич, всех. Тогда другие задумаются, может, хоть чуть. Ты воевода или поп, чтобы о душах их заботиться? Ох, смотрю я на вас, здешних... Что в Москве, что тут. Как до дела доходит, так сразу  — «души христианские», «тоже люди», «не ведают, что творят», «пожалеть»... Нельзя так! Воюешь  — так воюй! По-настоящему, до конца! А если жалко  — иди в монастырь. И нечего тут обсуждать  — все! Но ушкуйников может быть и много. Тогда придется просто пугать, а не испугаются  — драпать. Вот когда без коней не обойтись.

—  Это как же?..

—  Ну подплывет к заводи той сотня ушкуев. Что будешь делать?

—  Ну-у... сотня... Такого не бывало.

—  Ну полсотни.

—  Тоже вряд ли... Хотя...

—  Ну сорок! Даже тридцать. Ведь сотней не окружишь. Но напугать можно. Отскочат, высаживаться побоятся. Дальше пойдут.

—  А мы им и у города погрозим! Они на Низ и свалятся!

—  Нну! Ты сам мне все и объяснил. Давай, действуй. А я за Оку.

* * *

—  Князь, ты на ушкуйников? Я с тобой!

—  Гриш, тебе делать нечего?

—  Есть. Но ты ушкуйников не знаешь. Это ребята те еще, даже тебя зашибить могут. Я с тобой.

—  А ты откуда их знаешь?

—  Долго рассказывать. Но раз говорю, значит, знаю. Не спорь, возьми.

—  Да я не спорю. Как у нас с разведчиками-то?

—  Семнадцатую партию отправил. Этих за Волгу.

—  Сколько теперь за Волгой?

—  Пять. Двенадцать с этой стороны и там пять.

—  Идут из леса-то?

—  Идут. И все гуще. Ну еще бы! Какой хрещеный разбойничать станет, если нормально жить можно. Да еще нехристей щипать! А тут тебе... Ровно в сказке! И детишки пристроены, и дом, и двор... Моя Дашка  — не поверишь  — плачет от радости и за тебя каждый день молится. А уж мужичкам каково тое занятие по душе! Против нехристей-то.

—  Хм! Ну ладно (перед Бобром как-то некстати вызывающе нарисовался профиль Гришкиной жены), нам долго говорить некогда. Со мной, так со мной. Собирайся! Через час выступаем. По дороге про ушкуйников расскажешь.

Мысочки, отделявшие заводь от реки, были низкие и голые как плешь  — песчаная отмель. Деревья густо толпились выше, на берегу, и никак не помогали. Пришлось с десяток срубить, стащить к воде и на верхнем мысу устроить завал, чтобы укрыть засаду.

Ждали. Все было очень похоже на Волчий Лог, и Дмитрий, озираясь и вспоминая, возбужденно посмеивался, вызывая недоумение у стрелков.

—  Гриш, придут?

—  Придут, куда им деться.

—  А как думаешь, сколько?