Забытый. Москва

«Здравствуй, тезка! Привет тебе и поклон из Нижнего Новгорода. Обстоятельства заставляют меня обратиться к тебе с таким расчетом, чтобы об этом никто лишний не знал, наипаче твой дядя, да и митрополит Алексий тоже. Здесь у меня дела стали подвигаться, а тесть твой, хотя и тяжело, с оглядками и вздохами, но требования и подсказки мои выполняет. Войско подтянулось, появилась кое-какая разведка. И против татар, будь у меня хотя бы год передыху, можно было б как-то подготовиться. Однако мерзавцы, ушкуйники новгородские, путают мне всю игру. В большом числе (больше 1000 морд) пошли разбойничать по Волге. Нижний мы от них оберечь сумели, чему очень помогла налаженная с грехом пополам разведка. Но они ушли на Низ и что там натворят  — одному Богу ведомо. Если они спровоцируют татар сразу ударить в отместку, все наши с тобой труды пойдут прахом. По крайней мере здесь, в Нижнем, на дальних подступах к Москве. Если же они не прекратят своих «походов» в дальнейшем, татары будут в отместку регулярно стучать по Нижнему, как это уже случалось, и тесть твой просто не сможет поднять головы, хоть малость окрепнуть. Тем более, что от самих ушкуйников убытков больше, чем от татар. Не исключена такая комбинация (и я очень на нее надеюсь, Бога молю!), что татары отместку отложат до следующего лета. Тогда самое страшное, что может случиться, это новый поход ушкуйников. Я окажусь меж двух огней, и Новгород буквально всадит мне нож в спину. Ну а значит  — и тебе тоже. Прошу тебя всей силой своего великокняжеского авторитета, авторитета Москвы, подействовать на новгородцев, с тем чтобы они не позволили ушкуйникам хотя бы в будущем году прокатиться по Волге. Я представляю, насколько трудно воздействовать на этот донельзя самоуверенный, строптивый народ, и тем не менее очень прошу тебя об этом. Если они не помешают, то налето попробую отмахнуться от татар».

—  Отмахнуться от татар!  — Дмитрий засверкал глазами и грохнул по столу своим кулачищем так, что Люба, терпеливо ждавшая, когда брат разберется с ненавистной ему писаниной, подпрыгнула на лавке и широко раскрыла глаза. И сразу поняла, что ничего ей особенно говорить, расписывать и не придется.

Дмитрий весело-отрешенно смотрел сквозь нее:

—  Я им покажу, котам жирным!

—  Татарам?!  — ахнула Люба.

—  Да ну... Новгородцам! Не пробовали они татарской плети, мать их... Сидят за лесами, за болотами... да за нашими спинами. И думают  — все им нипочем, и пакостят, как захотят. Твари! Придется поучить!  — он вскочил, прошелся по палате, подошел к сестре, взял ее за плечи, нагнулся близко, бешено-весело заглянул в глаза:

—  А там, Бог даст, может и... А?! Люба хитро улыбалась:

—  Может... Только пояс проверь.

—  Зачем?!

—  Да кабы штаны не упали.

—  А-ах-ха-ха!  — закатился Дмитрий,  — Ну, это прямо его слова!  — он присел рядом с Любой,  — Вернее, мои. Ну ладно, как он там? Рассказывай. Тебе, чай, поподробней пишет.

И Люба стала рассказывать.

6

Не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут.

Макиавелли. «Государь»

- Митя, сын мой, что ты делаешь?!

—  А что я делаю?  — Дмитрий смотрит на митрополита глуповато-весело-удивленно, и сейчас даже митрополиту непонятно, притворяется князь (как он тогда смеет  — сопляк! засранец!  — Ваньку валять перед стариком, воспитателем, главным ответчиком за княжество, перед митрополитом, наконец!) или действительно таков (тогда совсем худо  — послал Бог князя...).

—  Я говорю о грамоте новгородцам.

—  А что грамота? Грамота как грамота,  — с лица князя исчезает веселье (Алексий смотрит: да нет, на дурака, слава Богу, не похож),  — или ты считаешь, что их проказы можно оставить без последствий?

—  Нет, я так не считаю. Но какие последствия собрался ты им устроить? Что ты написал?! «Пошлю войско»,., «наказать»... Что это?! Как это?! Ты что, действительно собираешься посылать войско?!

—  А что?

—  Ну орел! А на какие шиши? Хорошо еще, дяди твоего с нами здесь нет. Ты кремль строишь, последние копейки в него вогнал, а тут вдруг целый поход впридачу!

—  Ну, может, еще и не поход...

—  А-а-а! Думаешь, испугаются и притихнут, прощения запросят. А им на твою грамоту: хакк  — тьфу! И растереть! И добирайся до них с войском! До них татары сто лет добираются, добраться не могут, руки коротки, а ты... Думаешь, они твоих обстоятельств не знают?!

—  Но кроме похода еще меры есть. Перекрою им дорогу с Низа, запоют с голодухи.

—  Молодец! Вот это ты сможешь. Вот это бы и обещал!

—  Да это маловато как будто. За такие-то пакости...

—  А не сможешь походом пойти, если понадобится, это как будет? Неужели вся моя наука, да что  — моя! Всех мудрейших людей московских, приставленных к тебе для того, чтобы крепить твою власть, а с нею силу и мощь Москвы, неужели все это мимо тебя прошло?!  — митрополит умолк и горестно покачал головой.

Дмитрий немного струсил. Такой горячности в Алексии он предположить никак не мог. И это огорчение... Неужели что-то непоправимое? И что могло мимо пройти?