Забытый. Москва

Ушкуйники смотрели в пол.

—  ...Что они в отместку пойдут жечь, убивать, грабить  — это вам, конечно, невдомек! И что сюда, до вас, мерзавцев окаянных, не доберутся, потому что далеко и хлопотно,  — это вы тоже не смекнули! Что разорят Нижний, Кострому, Переяславль,  — откуда хлебушек возьмете?! Но прежде всего — Нижний! Вы не соизволите ли вспомнить, кем теперь нижегородский князь московскому доводится, головы вы бараньи?! Жадность, одна жадность в несытых зеницах ваших, в мозгах куриных, а здравой мысли  — ни одной!

—  Напрасно ты так, отче. Мы ведь и за обиды христианские радели,  — чуть ни прошептал Абакунович.

—  Слышу я эту песню не первый год! А как ваше радение аукается?! Потому и говорю вам не в первый раз: не с вашими куриными мозгами о христианах радеть.

—  Нижний вправду не трогали?  — спросил посадник.

—  Нет, нет!  — откликнулись в один голос все трое, а Василий дернулся даже пожаловаться:  — Наоборот! Они у нас двадцать человек стрелами ни за что, ни про что посекли, когда мы мимо..  — и осекся, получив от Абаку-новича такой взгляд, который до-олго помнил.

—  Ага! Ни за что, ни про что. А может, все-таки было за что?

—  Нет, Никита Матвеич,  — Абакунович зыркнул еще раз на Василия, молчи, мол,  — мы шли на Низ к ихнему берегу близко, нас обстреляли. Мы от берега подальше и мимо. Вот и все.

—  Ой ли?..  — Никита прихлопнул рукой по столу.  — Ну вот что. Еще без нашего ведома пойдете на Низ, в город лучше не возвращайтесь. Скажи им, отче, последнее слово.

—  Коли хотят подохнуть без покаяния, пусть идут еще.

— Вот тут кончанские старосты,  — негромко, веско продолжил посадник,  — соберите своих орлов, обскажите все, пусть добычу им сдадут и сидят тихо. До выяснения дел с Москвой. В случае чего откупаться будем вашей добычей. Идите!

Ушкуйники выпятились из палаты.

—  Что же будем московскому князю отвечать?  — архимандрит хмуро глядел на старшин.

—  То и будем,  — так же хмуро заговорил посадник,  — Ушкуйники ходили на Низ без нашего ведома, а били только басурман, и ты за это с нас свое нелюбье сними и на Новгород не гневайся. Ну и... Обещать надо, что впредь не допустим. А как не допустим? Тьфу!

Дмитрий Московский свое «нелюбье» снял, но пригрозил, что ежели будущим летом подобное случится, он обязательно, уже без всяких разговоров, придет на Новгород.

Новгородцы заверили, что «не допустят» и прочее, и весть об этом, через Любу, Бобер скоро получил в Нижнем.

Это несколько вдохновляло, и он поделился с князем. Тот тоже приободрился:

—  Что ж, повоюем?

—  Повоюем. Коли войско устроим, да арбалетчиков наберем.

* * *

Незаметно и страшно быстро за делами проскочило лето. Раньше всех зажелтели бусинками березки, потом осинки. Начали краснеть клены. Татары не появлялись и, как уже явно чувствовалось, не появятся. По крайней мере до зимы.

Разведка, сначала тонкой цепочкой брошенная вдоль речки Пьяны до ее впадения в Суру, и дальше по Суре до впадения той в Волгу, с каждой неделей укреплявшаяся новыми и новыми, хоть и небольшими, сторожами, исправно гнала вести в Нижний: все спокойно. Из-за Волги сведения приходили крайне редко, но такие же: никого. За Волгой было непонятно, там, по сведениям знающих людей, и дорог-то путевых никогда не было, тем берегом татары и не приходили никогда.

Бобер все лето колебался, выспрашивал охотников, пытал купцов и наконец снял все посты за Волгой, перевел их на этот берег, укрепив линию по Суре от устья Пьяны до Волги. Этот рубеж по Суре и Пьяне очень нравился Дмитрию. Он громадной подковой огораживал нижегородские земли с юга, юго-востока и востока и был достаточно удален от города, чтобы успеть в случае нападения что-нибудь предпринять: Сура впадала в Волгу верстах в 120-ти от Нижнего, Пьяна в Суру примерно в 130 — 140 и вверх от устья шла почти прямехонько на запад до крутой излучины, которая находилась в 70-ти верстах прямо на юг от города, и только после этого отворачивала на юго-восток к истоку.

Всю разведку княжеской дружины и все, что собрал за лето Григорий, Бобер вытащил на этот рубеж, так что к середине осени заставы встали там настолько густо, что без особых хлопот взаимодействовали между собой, по крайней мере хорошо знали, что творится у соседа. Таким образом, он уже мог быть уверен, что через Пьяну татары незамеченными не пройдут  — разведка работала.

В организации войска нежданная помощь привалила от младших сыновей Дмитрия Константиныча, Ивана и Семена. Быстро, после наезда на разбойников, проникнувшись уважением к новому воеводе, княжичи бросились изо всех сил ему помогать  — они тоже хотели бить татар. Выразилось это прежде всего в том, что молодые князья организовали каждый свою, отдельную от отцовской, дружину, и каждый, друг перед другом, стал учить и гонять своих, как умели, разумеется, но весьма энергично.