Забытый мыслитель. (Жизнь и сочинения Юлия Банзена.)

Однако не эта „недостижимость“ идеала делает Банзена пессимистом. Она еще оставляла бы уверенность исполненного долга: feci quod potui. Но Банзен не считает индивида-генаду способной к единому направлению деятельности; противоречия не только наполняют мир, но раздирают самое личность. Потому-то и можно сказать, что сущность мира не простая борьба противоположностей, но подлинное противоречие: каждая генада в себе раздвоена. Воля каждой одновременно жаждет „жизни“, т.-е. полноты удовлетворения, и „смерти“, т.-е. прекращения томлений. Каждая генада есть „существо хотящее и нехотящее“. Это не смена колеблющихся настроений, а одновременная наличность в воле двух противоположных и равносильных влечений. Этим то и отличается реальный диалектик от скептика. Скептик с наслаждением пользуется своей „цыганской“ свободой, своим „нейтралитетом“, своей „ролью бухгалтера философских предприятий, выводящего нуль в итоге счетных книг“. Скептицизм похож на „русские качели“ (вертикальную карусель): человек с сильными нервами забавляется ею с удовольствием. Реальному диалектику суждена мука бесконечного и бессмысленного „Иксионова колеса“59. Внешняя борьба только последствие внутреннего раздвоения; генада находится в безысходном напряжении всех сил без всякой возможности избрать тот или другой путь добровольно.

Вот в этом то признании самораздвоения воли каждого „я“, — основа Банзеновскаго пессимизма,—поворотный пункт всей его системы: неверие в целостность личности и ее активную мощь. Противоречие реально пребывает в нашем вечном „я“. Можно, конечно, без страха признать „не-логичную“ жизнь-борьбу, лишенную всякого „мирового плана“. Но если эта борьба не только бесконечна, но и безрезультатна, если вся жизнь мира есть, — выражаясь вульгарно, — толчея воды в ступе, так как позади пестрой смены событий пребывает воля, коснеющая в муке напряженного самораздвоения, действительно остается только отчаяние. „Реальная диалектика познает, что истина заключается в единстве „ни-ни“ и „и-и“ (Weder noch und Sowohl — Alsauch)“60. Перед волей постоянно становятся равнозначущие цели и не ее выбор, а только принуждение обстоятельств, лишенное всякой целесообразности, направляет „я“ по этой дороге, хотя половина нашего существа жаждет другой. Это только наше бессильное попущение, кажущееся уничтожение противоречий, внутренне оно остается. Собственный внутренний опыт в безошибочной интуиции указывает нам на самораздвоенность. „Я бы очень хотел иметь другое мировоззрение, но это значит закрывать глаза перед ощущаемым фактом“61. Однако, пессимизм не просто „личная прихоть“. Восставая против обычного „доказывания“ правоты пессимизма „головным“ математическим подсчетом „балансов“ счастья и несчастья, Банзен не желает основывать свой „пессимизм сердца“ только на мрачном самочувствии. Он указывает на сочувственный опыт, как на средство обобщения результатов опыта личного. Чувство мировой тоски, причастность всеобщей скорби, которая охватывала Фауста, помогает нам познать трагическую судьбу человечества.

Но одного ли человечества? Ведь весь мир состоит из генад, и самораздвоение свойственно им всем; разница только в степени осознания. „Реальная диалектика возвещает этот закон внутреннего мира, как закон всего мира, потому что для нее мир вообще есть не что. иное, как совокупная сумма подобных индивидуальностей“62. Уже в мире механических явлений мы находим раздвоение: инерция есть и „пассивная косность“, и „активная устойчивость“; упругость — постоянное стремление к обратному состоянию и т. п. Противоположно направленные силы, сойдясь в одной точке, не уничтожаются; они лишь дают „нуль движения“, но максимум напряжения. Магнитная полярность — новый яркий пример: разноименные полюсы притягиваются, одноименные отталкиваются“63. Затем, следует обратить внимание на так называемые „критические состояния“ вещества, когда количество, напр., тепла, — с трудом обнаруживаемое приборами, имеет решающее значение для кипения, замерзания и т. п. Малые дозы яда имеют лекарственное значение: здесь количество явно переходит в качество и обнаруживается двойственная потенция всякого вещества, проявляющаяся так или иначе в зависимости от внешней случайности. Банзен очень увлекался этим „гомеопатическим принципом“ и даже напечатал в специальных журналах гомеопатов две статьи об отношении гомеопатии и философии64.

Раздвоенность, еле заметно проявляющаяся в таких явлениях, растет и заостряется на высших ступенях развития. Человеческое „я“ — высшее средоточие всех противоречий. Вот какими эпитетами характеризует его Банзен (привожу отрывок с большими сокращениями65.