Забытый прародитель человечества

Следует сразу оговориться, что к этому польскому источнику, написанному в начале XVIII в., следует относиться очень осторожно, поскольку от принятия христианства его отделяет почти восемьсот лет. Уже в силу этого Прокош мог изложить не реально существовавшие факты, а свои фантазии на тему язычества. С другой стороны, теоретически он мог и записать бытовавшие в его время народные предания о прежней вере. В силу этого данный источник следует рассматривать только во взаимосвязи с более достоверными данными, которые мы имеем о западнославянском язычестве. Если брать фигуру интересующего нас бога Живе, то его в своем списке польских языческих богов упоминает Длугош, автор XV в., писавший почти на три столетия раньше Прокоша. Весьма примечательно, что Длугош, составивший перечень польских языческих богов, большинству из них дает соответствия из римской мифологии, однако для Живе не приводит никакой античной параллели. Кроме того, в перечне Длугоша фигурирует также бог смерти Ный, сопоставленный им с Плутоном. Нельзя не обратить внимание, что Живе и Ный у Длугоша образуют естественную оппозицию «жизнь — смерть», что также свидетельствует в пользу того, что это был реально существовавший у языческих славян бог, а не выдумка писателя XV в. Окончательно убеждает нас в действительном существовании данного мифологического персонажа упоминание «Живы, богини полабов»^{213} немецким хронистом Гельмольдом (ок. 1125 — после 1177), описавшим в своей «Славянской хронике» современные ему верования полабских славян. Хоть известие Гельмольда относится не, собственно, к польской мифологии, а к мифологии полабских славян, следует иметь в виду языковую близость этих обоих западнославянских народов, неизбежно отражавшуюся и в их религиозных воззрениях. То, что у полабских славян Жива была богиней, а у поляков богом, не должно нас смущать, поскольку вариативность пола мы уже видели даже на примере рассмотренных выше народных представлений о созвездии Орион, которое, в частности, представлялось то стариковской, то старушечьей тростью. Вместе с тем из известия Гельмольда следует, что Жива была верховной богиней полабов, что косвенно подтверждает описанное Прокошем высокое положение Живе в польском пантеоне. Что же касается отца Живе Тржи, то Длугош о нем не упоминает, однако из западноевропейских источников нам известно о почитании идола Триглава в польском городе Щецине, а в сербской сказке фигурирует трехглавый Троян, что свидетельствует об общеславянских истоках этого образа. Также к общеславянской эпохе восходит представление об особой роли кукушки и ее способности предсказывать отведенный человеку срок жизни. Эта способность обусловлена связью птицы как с небом, так и с землей, ее посреднической функцией между двумя этими мирами. Кроме смерти, кукование кукушки могло также предсказывать брак, богатство или бедность. Подробно проанализировавшая ее образ в славянском фольклоре А. В. Никитина пришла к выводу о достоверности хроники Прокоша в этой части. Болгары считали, что кукушка начинает куковать на Благовещение, начало весны и воскресение природы, а украинцы и русские полагали, что кукушка хранит золотые ключи от неба, или рая-вырия, и она «весной прилетает отпирать небесные источники». Кроме того, поляки и украинцы считали, что именно кукушка приносит детей. На основе всестороннего исследования образа этой птицы в славянском фольклоре А. В. Никитина утверждает: «Итак, кукушка по весне отпирать врата («небесные источники») рая и выпускает не только птиц, но и души, души в виде птиц… Древние представления о том, что благополучие живущих находится в прямой связи с умершими предками, которые дают земле своих потомков, а самим потомкам дают плодородие, отражены в веровании о Благовещении как о моменте, когда возобновляется связь между живыми и умершими. И кукушка выступает здесь в роли ключницы, открывающей врата между мирами и восстанавливающей эту связь. Знание, которое доступно ей как существу, проводящему часть жизни «там» и которое кукушка приносит «оттуда», она, как никакая другая птица, отдает живым…»^{214} Таким образом, мы видим, что польский бог Живе связан не только с самой жизнью, что вытекает из его имени, но и в образе вещей кукушки определяет ее срок конкретному человеку, а также обеспечивает круговорот душ и плодородие земли в космическом масштабе. Вера если не в кукование кукушки, то в птичий грай как предзнаменование в целом упоминается и древнерусскими поучениями против язычества. В «Слове св. Кирила о злых дусех» XIV в. его автор обличает следующие языческие представления своих современников: «Вѣруемь в поткы [птиц] и в дятла, и в вороны и в синици. коли гдѣ хощемь пойти, которая переди пограет. то станемъ послушающе правая или лѣвая, ли аще ны пограеть по нашем мыслѣ. то мы к собѣ глемь добро ны потка си. добро кажеть ркуше окаянніи, чи не бгь той поткѣ оуказалъ добро нам повѣдати»^{215}. Другое сочинение «Кирилове от того еже о духовней слоужбе» констатирует веру «не тьчию о бѣсѣхь и о вльсвѣхь, нь иже и на вьздоусъх лѣтають птице, да тѣмь оубо на вьстокь и на заладь, одесноую же и на лѣво, опытають вьзлетѣния. аще играющий гдѣ явитсе врана, оухо си приложивше яко зло истинныих чающе; гатають рамующесе неже се обридають оканны. тако и чстаго прорчество вьзглшати птицам»^{216}. Вера в птичий грай обличается и в другом поучении, «Правила о верующих в гады и звери…»: «Внимают же глсы кокошемъ и вранамъ и инымъ пьтицамъ..»^{217} Еще более важно указание «Слова св. Кирила о злых дусех»: «А не нарицайте собе бга на земли, ни въ рѣках, ни въ студенцахъ. ни въ птицах, ни на воздусѣ..»^{218}, что подтверждает отмеченный польским источником факт обожествления птиц славянами-язычниками.