Забытый прародитель человечества

Другие восточнославянские песни на эту тему, приуроченные ко дню летнего солнцестояния, хоть иной раз и меняют имена главных героев, но оставляют главный мотив — их связь с названным в их честь цветком: «Мысль о кровосмешении повторяется и в купальских песнях. Так в одной купальской песне рассказывается, что чумак, проездом остановившись в одной корчме, женился на наймичке-шинкарке. Когда в понедельник после свадьбы они пошли спать,

Стала дівка постіль слать,
Постіль стеле, хлыстае,
А він еі пытае:
«А звіткі міщанка?»
«По имени Карпянка».
«А звіткі міщанин?»
«По имени Карпов сын».
«Бодай, попы пропали:
Сестру з братом звінчали!
Ходим, сестра, в монастырь,
Нехай нам Бог простит!»
«Монастырь каже: не прійму,
А Бог каже: не прощу!»
«Ходим, сестра, в темный ліс —
Нехай же нас звірь поіст…»
«А ліс каже: не прійму!
А звірь каже, выжену!»
«Ходим, сестра, в море,
Потопимся обоє!»
«А море каже: не прійму!
А рыба каже: выкину!»
«Ходим, сестра, горою
Разсіемсь по полю.
Разсіемось по полю
Шелковою травою.
Будут люди зілье рвати
Сестру з братом споминати.
Я зацвіту жовтий цвіт,
Ты зацвітешь синій цвіт.
Буде слава на весь світ».

Таково происхождение цветка иван-да-марья»^{207}.

Поскольку согрешившие брат и сестра превратились в цветы, что является следующей стадией осмысления первоначального сюжета, сам этот миф восходит к представлениям о происхождении человека из лона Матери-Земли и поэтому стадиально является более поздним по сравнению с астральным мифом о происхождении людей. На наслоение на первоначальный текст о загробном мире сюжета об инцесте указывают не только имена брата и сестры, но и тот показательный факт, что царевну — жену Ивана в этой сказке точно так же зовут Марьей, как и его родную сестру. Поскольку, как было показано выше, сюжет о змееборчестве и, соответственно, о женитьбе на царевне является самым последним наслоением на первоначальный сюжет, в предпоследнем варианте сказки речь шла именно о браке между братом и сестрой. Поскольку миф о происхождении людей из земной растительности носит общеиндоевропейский характер и встречается в скандинавской, греческой и иранской традициях, а сюжет инцеста первой человеческой пары описан в индоиранской мифологии, данный предпоследний вариант сказки также может быть датирован эпохой индоевропейской общности.

Понятной оказывается и мифологическая логика, включившая в предание о небесном охотнике сюжет об инцесте. Во-первых, еще В. В. Иванов и В. Н. Топоров обратили внимание на имя сестры, видя в нем намек на связь носившего его персонажа с водой и смертью: «Поэтому можно предположить, что в Марье русских и других славянских купальских песен отражен прототип, связанный со смертью (и водой-морем) и выраженный соответствующей формой (mer-, mor-), а в Иване — прототип близнеца, связанного с жизнью и огнем»^{208}. Персонаж с данным именем достаточно органически вписывался в посвященный загробному миру миф, одновременно объясняя исчезновение на некоторое время с небосвода небесного охотника. Во-вторых, сюжет об инцесте, как показывает нам индийская традиция, имеет самое непосредственное отношение к измерению времени, а именно к делению суток на две половины. В «Майтрее-самхите» рассказывается, что, когда Яма умер, его сестра Ями горько оплакивала его кончину, а поскольку ночи еще не существовало, она все время повторяла: «Только сегодня он умер». Чтобы даровать ей забвение, боги создали ночь^{209}. Данный индийский миф находит прямое соответствие в славянской традиции, где цветок иван-да-марья также называется брат и сестра, брат с сестрой и, что особенно интересно, белорус, день и ночь, чешек, den а пос lesnie, польск. dzień і nос, луж. nос а zеń, ср. нем. tag-und-nacht как название этого же растения. Данные примеры показывают, что если не сам миф о возникновении дня и ночи, то, по крайней мере, представление о темной и светлой половине суток и у славян связывалось со зримым символом любви брата и сестры. Об этом же свидетельствует и русская загадка о дне и ночи, осмысляемых народным сознанием в качестве кровных родственников, причем опять-таки с подчеркнутой инициативой женского начала: «Сестра к брату в гости идет, а он от сестры прячется»^{210}.