Эхнатаим приходил к ней каждый день, принося красивые ракушки и жемчужины, которые она обожала. Он подолгу сидел рядом, перечитывая письма, спрятанные в корзинах. Наполненные любовью и тоской, они были такими печальными, что казалось, скрытое в них горе проникает и в него.
Иногда Эхнатаиим приходил и просто долго-долго смотрел на спящую богиню своими сверкающими, как кристаллы, синими глазами. Настолько яркими, что на них было больно глядеть. В такие дни все морские чудовища издавали горестный вой, точно лесные волки.
Однажды Эхнатаим пришел в стеклянную гробницу вместе с Нэндэг и попросил богиню соединить их с Кеаск сердца в одно, а потом разрезать на две части. Богиня любви долго сопротивлялась, отказываясь выполнять эту жуткую просьбу, но тоска в глазах повелителя чудовищ напоминала пропасть. Увидев это, богиня любви выполнила его страшное желание.
Когда Кеаск открыла глаза, на каменных деревьях коридора, ведущего в гробницу, расцвели люмининсцерии.
Когда она открыла глаза, Эхнатаим сказал ей: «
Мэйтлэнд был в ярости. Двэйн наказал его за своеволие, заперев на шестьсот шестьдесят шесть дней в водном дворце. Том самом, что бог воров помогал строить Эридану. Одним из условий заключения было то, что бог мог покинуть свою темницу раньше положенного срока в случае, если сможет взломать замки. Мэйтлэнд лишь самонадеянно хмыкнул. Он тогда еще не знал, что эти замки, выкованные лично Двэйном, находились снаружи таким образом, что подобраться к ним можно было, лишь выйдя из дворца, чего Мэйтлэнд сделать не мог. Отцу бога воров явно была не чужда ирония.
Потерявший счет дням, бог расхаживал по залам водного сооружения, круша все как разъяренный зверь. А потом восстанавливал и крушил заново. Казалось, еще чуть-чуть, и от его ярости вскипит озеро, окружающее дворец.
Дни слились в одну серую массу, ничем не отличаясь друг от друга. На смену гневу пришла тоска, которую Мэйтлэнд не мог заглушить. Он часто сидел на краю самого высокого выступа дворца и смотрел, как темное небо прорезают солнечные лучи, знаменуя рассвет.
Чем бы он ни пытался занять свои мысли, они мчались по кругу, возвращаясь к одному и тому же – к Мэрид.
Мэйтлэнд вспоминал, как впервые увидел эту несносную и грубую девчонку, которая напоминала глоток битого стекла. В тот день она переоделась в мальчишку и притащилась на мужской турнир, который устроил бог войны. Состязания проходили в нескольких дисциплинах: бои на мечах, топорах и врукопашную, стрельба из лука, метание копья. Использовать можно было только физическую силу. Для этого участникам надевали браслеты, блокирующие сверхспособности. Кроме того, все надевали скрывающие лицо маски, и понять, кто с кем сражается, было невозможно. Имен тут не было. Были лишь номера.
Мэрид на глазах у всех богов одолела каждого соперника, проявив чудеса ловкости. В пух и прах разбила всех, а в финале выступила против Мэйтлэнда, выбрав для этого бой врукопашную.
Еще никто и никогда не сражался с ним так яростно. Мэрид уворачивалась от его ударов и наносила свои исподтишка. Мэйтлэнду пришлось изрядно попотеть, прежде чем он смог схватить ее и швырнуть на землю броском через спину. Но во время этого пируэта маска девушки за что-то зацепилась и слетела, открывая всем личность воительницы. Ее пепельные волосы рассыпались водопадом, а платиново-серые глаза сверкали, как острие пики.
Толпа слаженно ахнула. Мэйтлэнд замер, ошарашенный тем, что ему чуть было не наваляла девчонка, а Мэрид зашипела, как дикая кошка, и сорвала с мужчину маску, чтобы быть на равных.
– А, бог воров, – выплюнула она, словно что-то горькое. – Говорят, твоя кровь такого же золотого оттенка, как глаза.
Сказав это, она хорошенько ему врезала, не стесняясь вложить в этот удар побольше силы. Мэйтлэнд все так же ошарашенно смотрел на девушку. Из разбитого носа струилась кровь. Глядя на него, Мэрид разочарованно выдала:
– Врут. Она такая же, как у всех.
Затем развернулась и ушла.
Их дальнейшее общение было похоже на ходьбу по прогнившему мосту над ледяной бушующей рекой и давалось богу воров с трудом. Он приручал Мэрид, как дикого зверя, постепенно сглаживая острые углы ее нрава, которыми та так и норовила его пырнуть. Мэйтлэнд учил ее вскрывать замки, бесшумно подкрадываться и воровать. Девушка была в восторге, а он все чаще замечал, что не может оторвать от нее взгляда. Богиня часто подкрадывалась к нему со спины, а он делал вид, что не слышит. И не мог сдержать улыбки, когда она, подставив к его ребрам или горлу нож, шептала: «Говорят, у бога воров кровь такого же золотого оттенка, как и глаза».
Они вместе тренировались, упражняясь в фехтовании и стрельбе из лука. А в перерывах между этим девушка пыталась обобрать его карманы. В те дни, что они не проводили вместе, Мэйтлэнд ловил себя на том, что непроизвольно искал ее взглядом и прислушивался к тишине в надежде услышать подкрадывающиеся шаги и шепот.