Забытый раёк

У врат виллы Рено в Келломяках,
черных, кружевных, чугунных,
у прерванной войною ограды
гениальный физиолог Павлов,
первый нобелеат России,
стоит с трехлетним ребенком,
кузеном любимой внучки,
который совсем недавно
в глубокой старости умер в Чили,
где, закрыв глаза, слушал Шопена,
когда играл его Клаудио Аррау,
где иногда вечерами
ему встречался слепой библиотекарь
по имени Хорхе Луис Борхес.

Впрочем, может, память меня подводит,
и перед нами ребенок,
живший в Лейпциге потом полстолетья,
получая там письма от брата
со штемпелем почты чилийской;
тогда это тот, младший,
спасшийся некогда чудом,
уехавший от войны с напрасной смертью
на старом велосипеде,
прислоненном к чьей-то ограде,
как две капли воды похожем
на велосипед нобелеата
из Келломяк довоенных,
оставшийся за рамкою кадра.

Вот стоят они на фото за ручку,
старик великий да маленький мальчик,
а за ними лес из сирени
из полузабвенной сказки,
а за ними водоем стоячий
с прозрачной проточной водою,
и кто-то в фонтан бросает
монетку, чтобы вернуться.

4. «Мэм-сахиб едет в лодке...»

* * *

Мэм-сахиб едет в лодке,
едет в лодке снимать фотки.

Греби быстрей, тайский рыбак,
Все ты делаешь не так.

Эвоэ-эй, навались, гребцы,
убегут закатные светцы.

Туда, туда, куда я хочу,
вы гребёте, а я плачу.

Успели, ура, на бал световой,
щелкни затвором — и вечер твой!

Гребцы отдыхают, круги в глазах,
а белая леди сидит в слезах,

счастлива, ах, умилена:
в неть красоту поймала она!

Вот и фото листок цветной:
мертвое небо с мертвой волной,

а между ними, смолы черней,
на скелете моста театр теней.

5. «В каком-то темном веществе...»

* * *

В каком-то темном веществе
все пятеро под низким сводом
судьбы, главою ко главе,
перед тектоном и просодом.

Война к концу, как ни темней;
зажаты рамкою формата,
все лица в высветах теней
прекрасны нищенским сфумато.

Мать бесконечно молода
и юн отец в пещерной клети,
лишь бабушка глядит туда,
где тьма рождает все на свете.

В улыбке робок детский взгляд,
дед счастлив, в кителе по выю,
и кукла в фотоаппарат
глядится, панночка на Вия.

Мгла Рембрандта, ее лучи
подобны отсветам над Летой,
и все на карточке — врачи,
кроме меня и куклы этой.

6. «На заре великой фототрилогии...»

* * *

На заре великой фототрилогии
всех снимали по другой технологии.

И на наши, извини, незалежности
смотрят прадеды сквозь слой безмятежности.

И не пялится никто, и не косится,
время в веке их легко переносится.

Там в лугах хранит пчела мысль о пчельнике,
в колыбелях спят вожди и подельники,

там терпение и труд награждаются,
и куда-то серебро осаждается.

7. «Останови мне эту птицу в полете...»

* * *