Зачарованная Эви

Я и сама себе не поверила бы. И битых полчаса упражнялась, пока не решила, что стало капельку лучше. Тогда я вышла в коридор, хотя надо было бы сначала послушать из-за двери, нет ли там кого-то. В коридоре была Беттина, наша служанка: она мела пол.

– И-и-и-и! – (Метла грохнулась на плитки.)

Нужен сладкий голос.

– Моя добрая Бет…

Служанка мигом слетела вниз по лестнице. Я услышала, как хлопнула входная дверь.

Наш слуга Руперт – высоченный, молодой, здоровый как бык – оторопело глядел на меня с верхней площадки. Миг – и он пронзительно завизжал не хуже Беттины. Но остался стоять как вкопанный: побоялся бежать вниз мимо меня.

Медовый голос.

– Я и мухи не обижу. Я знахарка, как твоя госпожа.

Глаза у него округлились. Он схватился за голову. Чтобы уберечь его от апоплексического удара, я вернулась к себе и не показывалась, пока не услышала, как по лестнице протопали его башмаки. Вернулась в пустой коридор. В прошлом году, когда Руперта свалила тяжелая лихорадка, я не отходила от его постели, и он выжил, хотя у меня не было ни капли пурпурины.

Его бегство натолкнуло меня на мысль. Я юркнула к нему в комнату, села за туалетный столик, налила воды в миску из кувшина и выбрила его бритвой лицо и тыльные стороны ладоней. Потом взяла щетку из свиной щетины и основательно поработала над ногтями, и мне вполне удалось оттереть их от грязи, о чем половина меня пожалела. Потом я скинула вчерашнее рваное платье и натянула сменные штаны и поношенную льняную рубаху Руперта. Где-то слишком туго, где-то слишком свободно, но в целом вполне сносно. И его башмаки, о чудо, почти не жали.

– Так гораздо лучше, – сказала я своему отвратительному отражению. Поры огромные, губы тонкие, лоб низкий. Интересно, узнает ли другой огр во мне женщину.

– Не такая уж ты и страшная, – заявила я своему отражению. И улыбнулась. – Если клыки не показывать.

Улыбка погасла. Кто меня такой полюбит?

Каждый день я перед завтраком обходила больных. Список на сегодня: госпожа Поппи, которая позавчера впервые стала матерью, господин Калеб, который наверняка сейчас стоит у печек, хотя я велела ему не нагружать колено, и господин Киан, чей кашель мне не понравился. Я проложила маршрут по всем адресам так, чтобы не показываться на людных улицах.

У госпожи Поппи есть младший брат, мой ровесник, и мы с ним не знакомы. Может быть, он навестит племянника. Может быть, у него извращенный вкус и я ему понравлюсь. Может быть, и он мне понравится, причем не как еда.

Надо поесть.

Я спустилась в кухню, размышляя о куске бекона в кладовой, – больше мяса у нас не осталось. Однако оказалось, что на столе лежит половина бараньей туши, а рядом стоит мама. Наверное, она еще с раннего утра отправила Руперта на рынок.

– Так лучше? – Я похлопала себя по щекам. – Я побрилась.

Мама сумела скрыть отвращение, но я его почувствовала.

– Изысканно, – сказала она. Отошла на шаг и остановилась. На глаза у нее навернулись слезы, но я уловила не печаль.

– Эви…

– Что случилось?

Глупый вопрос. Ясно, что случилось.

– Лапочка… ну… извини. От тебя пахнет.

– Чем пахнет?

– Пахнет – и все, солнышко.

Странно. Я пахла хорошо: белкой, говядиной, потом, кровью.

Фу! Я-то думала, достаточно будет руки помыть. Увы, баранина подождет. Я накачала воды над железной раковиной в самую большую кастрюлю и водрузила на огонь – теперь это не составило мне труда.

Когда вода наконец согрелась и я сняла кастрюлю с огня, оказалось, что помыться, не глядя на себя, просто невозможно.

• Огры сплошь в клочковатой шерсти, кроме костлявых коленок.

Пока я мылась, мама разделала баранину и поджарила по моим указаниям: на нутряном жире, без омерзительных трав и овощей.

Наконец я отмылась дочиста, хотя огрская сторона считала, что от этого я стала скучной и неаппетитной, зато потом измазалась, пока ела баранину руками. Потом я опять все испортила, вымыв руки. Что ж, деваться некуда: иначе больные от меня разбегутся.

Обычно после завтрака у меня в аптеке уже набиралась очередь человек из пяти, но сегодня единственным пациентом оказался Чижик: он жаловался на зуд за ухом, и я мигом его вылечила, невзирая на соблазнительные мочки. Интересно, не притворялся ли он, просто чтобы утешить меня, раз ко мне больше никто не пришел лечиться.

Он поблагодарил меня и двинулся к двери. Обычно он оставался.

– Чижик!

– Что, Эви?

– Ты обиделся, что я отказала тебе?

– Нет, конечно! – Я почувствовала, как он ошарашен. – Имела право.

Тогда почему он сразу уходит?

– Мы ведь все равно друзья, правда?

– Эви, я всегда буду твоим другом.

– Спасибо, милый. Я тоже.

Он ушел – как оказалось, поговорить с мамой в ее кабинете.

Когда я открыла дверь на улицу, выяснилось, что, несмотря на дождик, там собралась толпа. При виде такого обилия пищи в животе у меня прямо-таки взревело.

Толпа была вооруженная: луки и стрелы, скалки, ножи, кочерги. Я смотрела на этих людей с верхней ступеньки крыльца. Они смотрели на меня снизу вверх. Дождевые капли словно замерли в воздухе.

«Наверное, – подумала я, – бритье и одежда сбили их с толку». Бараны двуногие!