Зачарованная кровь

Я медленно разворачиваюсь и впервые сама тянусь дрожащей рукой к лицу Анвара. Дотрагиваюсь до подбородка подушечками пальцев, знакомясь с мягкостью аккуратной тёмной щетины. Он терпеливо ждёт, но прозрачные глаза не отрываются от моих, святятся с чёрно-золотыми искрами надежды и жажды. Нет, сейчас я чувствую себя совсем не мышью перед змеёй – а графином колодезной воды перед путником, который несколько месяцев шёл через пустыню.

– Останься, – испуганным шёпотом, не веря, что впрямь выбрала падение в пропасть.

В потрясении от себя смущённо прикрываю веки, и тут бархатное, пьянящее тепло опаляет губы. Анвар едва их касается, попутно ведя ладони вверх, вдоль шеи. Поглаживает большими пальцами скулы. От предвкушения кружится голова, будто залпом выпила бокал сливового вина. Боюсь дышать и шевелиться, словно одно неверное движение раздавит крылья той бабочки, что переносит его послания. А момент тянется липкой смолой, пока я сама непроизвольно не облизываюсь, едва заметно.

Анвар тут же приникает ближе, будто только этого и ждал: неосторожного жеста, ошибки своей добычи. Проталкивается языком в мой рот, медленно изучая обратную сторону губ. Вкус переспелой ежевики сладкими искрами разливается от каждого касания, становясь трепещущим ощущением под рёбрами. Ослабевшие колени подкашиваются, и я цепляюсь за крепкие плечи, чтобы не упасть. И прежде, чем меня оглушает сбивчивый сердечный ритм, понимаю, что тоже целую его – самозабвенно и любопытно, сталкиваясь языками и жадно впитывая жар. Растворяюсь в нём, в неспешном темпе, с которым он вбирает мои губы, то чуть ослабляя, то усиливая нажим. Играя и невидимой нитью контролируя ускоряющийся ток моей мёртвой крови.

Путник, шедший несколько месяцев через пустыню, совсем не он – а я сама…

Хочу больше, теснее, теплее. Как кусочек льда, брошенный на печь, плавлюсь под губами Анвара, выцеловывающими мою шею. Он впивается с ощутимо растущим голодом, и рывки его дыхания окатывают огнём кожу. Его руки требовательно сжимают талию, и даже через плотную броню корсета передаётся давление. Мои пальцы безнаказанно подцепляют ворот сюртука, стремясь к первой пуговице, и разделавшись с ней, обнажают ярёмную впадину. Ложатся поверх и ловят быструю пульсацию, так приятно отдающую в моё собственное тело: впервые за двадцать лет жизни чувствую себя желанной. Живой. И когда новый поцелуй приоткрытого рта приносит вместе с влажным жаром вкус сочной клубники, такой отчётливый – пытаюсь вырвать каждую его крупицу, чуть было не простонав от наслаждения. А Анвар всё равно умудряется вести за собой, с нежностью зарываясь в растрёпанные волосы пальцами, пропуская между ними пряди. Лёгкая тревога непонимания всё же заставляет оторваться и найти его глаза:

– Что это…

– Краска для губ. Слушайся меня почаще, и приятного будет ещё больше, – столь довольного тона, по тембру сравнимого с урчанием приласканного зверя, я ещё от него не слышала. Он скользит вдоль моей скулы кончиком носа, странным щекочущим жестом, разносящим колкость под кожу, и, закончив путь у самого уха, шёпотом добавляет: – И альденику ты тоже ела не зря. Моей невинной принцессе не нужна боль, – напоследок звонко прикусив мочку вместе с застёжкой серьги, Анвар выбивает из меня потрясённый и, несомненно, облегчённый выдох:

– У тебя каждый ход продуман наперёд?

– Привыкай. И к тому, что я терпеть не могу лишние тряпки.

Не успеваю среагировать хоть как-нибудь, лишь нервно дёргаюсь от резкого треска ткани и замечаю голубой всполох в прозрачной радужке. Серебряные когти подцепляют завязки корсета и разрезают их вместе с самим шелком, варварски разодрав оковы одежды. Протестующий сдавленный писк Анвар затыкает, вновь захватив власть над моими губами. Новый вкус: лёгкая раззадоривающая кислинка и сладость граната, как освежающий глоток. И первый порыв придержать соскальзывающее платье летит ко всем болотным тварям. С шорохом падает вокруг ног алый сноп тафты и парчи. Не вижу этого – слишком увлечена, следуя за языком, вовлекающим в азартную борьбу. Мелкая дрожь пробегает по позвонкам вслед за оглаживающей спину шершавой рукой.

Нет, я не сдамся так просто и не откажу себе в желании касаться кого-либо без преград, зная, что могу сделать приятно, а не напугать холодностью. Тактильный голод становится выше всего: титулов и ситуации, наших неясных мне самой отношений и долга. Вновь подбираюсь к пуговицам и расстёгиваю одну за другой – так нетерпеливо, что одну всё же отрываю, со стуком отбрасывая в сторону. Ладони Анвара оглаживают бёдра, сминая атласное бельё, и я всеми силами пытаюсь не стонать, не захлёбываться ощущениями, молоточками бьющими потребностью в низ живота. Касаться хочется больше всего остального, и как только удаётся развести в стороны сюртук и рубаху, приникаю к твёрдой груди ладонями, согреваясь об быстро стучащее сердце.