Зачарованные клады России

Кстати, Сегюр в своих мемуарах пишет об эпизоде с «московской добычей» вскользь, не акцентируя на нем внимания: «От Гжатска до Михайловской деревни между Дорогобужем и Смоленском в императорской колонне не случилось ничего замечательного, если не считать того, что пришлось бросить в Семлевское озеро вывезенную из Москвы добычу…» То есть – с учетом неточностей в воспоминаниях Сегюра – это могло произойти в любом месте на пути от Гжатска до деревни Михайловской. А дальнейший текст Сегюра только подтверждает, что в его памяти события явно смещены: «…армия, подобно большому судну, разбитому страшной бурей, не колеблясь, выбрасывала в это море льда и снега все, что могло затруднить и задержать ее движение». В Семлеве «моря льда и снега» быть не могло: первый снег выпал только 22 октября (3 ноября) – на следующий день после ночлега в Семлево. «2-го мы были в Семлеве, 3-го – в Славкове, где мы увидели первый снег», – писал Арман де Коленкур. В тот же день Наполеон отдал приказ «добиваться наиболее компактного движения армии, ибо мы попусту растрачиваем то, что еще осталось от хорошей погоды». То есть погода была хорошая!

Отметим попутно, что в некоторых публикациях о мнимом кладе в Семлевском озере в качестве «источников» привлекались фантастические показания неких местных жителей, которым какие-то столетние деды в свое время рассказывали, как «на озере был лед, и туда французы в мешках золото в прорубь спускали». Гм, лед на озере? И это при том, что в 1812 году первые морозы ударили только когда французская армия подходила к Смоленску? Хотя, когда очень хочется чуда, то поверишь и в это.

Но главное не в этом. Дело в том, что никакого смысла бросать сокровища в Семлевское озеро французам не было. Позволю себе напомнить общеизвестный, но почему-то не принятый во внимание факт: на этом этапе войны Наполеон и вся французская армия были убеждены, что они не бегут из России, а всего-навсего идут на «зимние квартиры» в Смоленск! Наполеон на полном серьезе еще рассчитывал взять реванш, перезимовав в Смоленске, и, получив подкрепления, снова начать поход на Москву. Кстати, об этом он говорил своим маршалам на ночлеге в Семлеве. То же самое он повторял в Дорогобуже. Решение отступать дальше на запад было принято им только в Смоленске. Так зачем же, находясь в трех переходах от долгожданного Смоленска, Наполеон стал бы вдруг бросать казну в Семлевское озеро?

Уже упоминавшийся Ю. Лискин вообще считает, как, впрочем, и ряд других исследователей, что сообщение Сегюра есть не что иное, как намеренная дезинформация: «Нет сомнения, изощренный придворный интриган умышленно пустил в ход историческую дезинформацию, которая, к сожалению, все еще продолжает воспалять доверчивые умы. Думается, что если существуют в России места, где спрятаны сокровища императорского трофейного обоза, то о них Сегюр ни за что добровольно не поведал бы русским победителям и их потомкам».

Почему же для поисков «московской добычи» был избран самый бесперспективный вариант? Почему почти двадцать лет огромные средства в буквальном смысле утекали в воду? Это, вероятно, единственная загадка Семлевского озера. Впрочем, кто-нибудь наверняка знает ответ на этот вопрос.

Никаких оснований считать это озеро хранилищем «московских трофеев» Наполеона нет. Итак, тема закрыта? Да если бы! Нелепый миф о сокровищах в Семлевском озере снова и снова вытаскивается на страницы печати – то здесь, то там… Каждая такая публикация обычно завершается бодрым призывом: «Надо искать!» Что ж, удачи!

Тайники у Березинской переправы

Во время трагической переправы через Березину часть «московской добычи» была, по слухам, зарыта и затоплена – вероятно, в нескольких местах.

Известно, что в течение нескольких послевоенных лет окрестные помещики заставляли своих крепостных нырять в воды Березины и отыскивать на дне реки брошенные французами драгоценности. Все, что удавалось найти – в основном золотые и серебряные вещи, – продавалось за бесценок.

В 1836 году в доме дворянина Станислава Рачковского на одной из окраинных улиц города Борисова остановились на постой четверо солдат-ветеранов, возвращавшихся по домам после двадцатипятилетней службы. Переночевав, они отправились дальше, за исключением одного – некоего Иоахима (Евхима), уроженца Могилевской губернии. Солдат серьезно занемог, и хозяин уложил его в постель.

Вечером, в Покров день, чувствуя, что силы оставляют его, Иоахим попросил хозяина прийти к нему. При разговоре присутствовал десятилетний сын Рачковского, Юлиан, которому на долгое время суждено было стать единственным хранителем тайны умиравшего солдата.

Оказалось, что Иоахиму уже однажды довелось побывать в Борисове – в ноябре 1812 года, когда близ города, на подступах к переправе через Березину у села Студенки происходило четырехдневное сражение между отступавшей наполеоновской армией и стиснувшими ее с трех сторон русскими войсками.