Зачарованный город

Девочка скрестила пальцы на удачу. Пора переодеваться в домашнее и прикидываться паинькой. Актёрскому мастерству Элю не обучали, но, судя по относительно мирному сосуществованию с родителями уже больше месяца, определенные задатки у Тихоновой-младшей имелись.

Она осторожно выбралась из комнаты, перебралась на кухню, где возле раковины в картонных коробках высилась стопка плиток для ванной. Тут же, прислонённые к столу, в обёрточной бумаге скучали сборные панели для кухонных шкафчиков.

– Что ты копаешься, Элеонора? – строго спросила мама, занося пакет с крепёжными принадлежностями. Винты, гайки, уголки со звоном плюхнулись на подоконник. – От готовки отлыниваешь, теперь под ногами путаешься. Иди дверь карауль, я суп разогрею!

– Хорошо, мама.

Эля не поверила своему счастью. Не заметили её побега! Сколько её не было? Час? Полтора. Небось, мама опять по телефону разговорилась. Если звонит бабушка, мамина мама, или Галя, мамина подруга по медучилищу, время сжимается в горошину, а то и вовсе останавливается. Беседы ни о чём и обо всём на свете одновременно могут длиться и час, и два, и пять часов к ряду (и не важно, что межгород, дорого). С остальными собеседниками мама немногословна и на редкость замкнута.

– Привет, дочь, – на кухню вошел высокий подтянутый мужчина лет сорока с небольшим на вид, приятный, располагающий к себе.

– Привет, па.

Папа, запылённый и уставший, бережно уложил возле умывальника очередную коробку с плиткой и поспешил вниз.

Эля вышла на лестничную площадку, вжалась спиной в стенку и принялась изучать соседские двери – все, как одна, железные. Снизу тянуло холодом. Сверху, дымя сигаретами, спускалась молодая пара, за ними семенил пожилой дяденька. Эля чуть не съехала вниз по стеночке. Август Денисович пожаловал. Лично.

– Прогуливаешь? – хитро прищурился он, опершись на перила.

– Прогуливаю, – согласилась Элька.

Кущина на концентре балдеет. Валентин тоже где-то бродит. Ему, в отсутствие Женьки, в квартире Щукиных курорт.

– Кстати, – Август Денисович проводил взглядом Элькиного папу с очередной коробкой плиток. – Я по поводу Анны с Евгением. В толк не возьму, куда они подевались. Но если держишь с ними связь – предупреди: арбитры, не исполнившие свой долг, погибают в течение трёх дней. Истончаются, тают, переходят в мир призраков и начинают долгое путешествие по Пути Подземному и Небесному – без дома, без имени, без прошлого. Рано или поздно их подбирает неутомимая Дикая Охота, и тогда…

Он замолк, пропуская Элькиного отца обратно, вежливо поклонился вслед. Но девочка поняла – отец эльфа не видит.

– И тогда, – снова продолжал Август Денисович тоном, каким говорят: «У меня кости ломит. Наверняка к дождю». – И тогда, – он многозначительно помолчал, – они окончательно покидают мир живых без права на повторное рождение. Что лоб наморщила? – усмехнулся он. – Уверен – ты знаешь, где их искать, или хотя бы догадываешься. До подписания – два дня.

Он поклонился и, шаркая, направился вниз по лестнице, услужливо прижимаясь к перилам перед запыхавшимся отцом. А Эля изо всех сил стукнула кулаком по стене, но только зря отбила костяшки пальцев. Значит, ничего нельзя сделать! Ни-че-го! И они всё равно обречены?! А она уже обрадовалась, расслабилась.

– Валентин, – беззвучно прошептала она. – Знал бы ты, как мне нужна твоя помощь!

Женя Щукин

Утро вползало на чердак медленно, лениво. Пушистый солнечный зайчик смело проник между неплотно занавешенными самодельными шторами, скатился вниз по спящей Анютке, по свесившемуся до пола одеялу.

Я выбрался из гамака, сделал с десяток наклонов – размять затёкшую спину, и на цыпочках пробрался к окну. Приподнял краешек занавески, выглянул в сад. И невольно улыбнулся. Осень! Настоящая – яркая, рубиново-золотая. Она развесила флажки по деревьям, растянула по правому нижнему краю стекла паутину, на которой вспыхивали и гасли бисеринки предутреннего дождя. Даже сливающиеся воедино рукава Пути казались ярче и чище, словно с них стёрли пыль.

Внизу заиграли на пианино. Звуки лёгкие, прозрачные, хрустальные – словно осенний воздух, расплескались по чердаку. Я заслушался и проглядел, как отец Славика вышел в сад подбирать последние яблоки – уже мелкие, редкие, не собранные вовремя. Я невольно отступил от окна, опасаясь попасться ему на глаза, задёрнул штору.

Чувствую, не выспался. Анютка разговорами не давала покоя полночи – то ей дом вспомнился, то ночь слишком яркой чудилась, то рыбные консервы с сухарями опротивели, то без видика тоска…

Славик забегал всего единожды – позавчера. Принёс сетку яблок и дыню – продолговатую, душистую, сладкую. Появился и скрылся без привета от Эльки с Валентином. Как они там держатся? Эльфы непременно нас разыскивают. Немного осталось терпеть – и это радует.

Часов здесь не было. Я не догадался захватить свои. Анюта вообще ничего на запястьях терпеть не могла – ни часов, ни браслетов. А золотой часовой кулон на цепочке она каждый день не носит.

– Женя, – осторожно позвала меня сестра. – Женя, мне плохо.

Этого ещё не хватало. Точно консервами отравилась!