Терпеть не могу, когда не договаривают! Каждый раз, когда я с ним, не могу отделаться от ощущения, что меня проверяют!
— Это тебе. Да не бойся, не от меня. Никита просил передать. Красивый, да? А дорогой…
Но я его не слушаю, я смотрю на огромный букет ярко-бордовых роз. Они у меня в руках еле умещаются… Как же они пахнут! Не могу надышаться этим запахом! Это мне? Это он? Мне никогда такие красивые не дарили. Нет, Стас дарил, на день рождения, но не розы. Они ведь непрактичные, дорогие и быстро вянут.
— Нравится?
— Очень. — Не могу прийти в себя. Это, правда, мне?
— Никита очень щедрый, да?
— Не знаю… Вы о чем?
— Да так… А вы как познакомились?
— Да никак. В одном университете же учимся, — не вижу причин скрывать. — И потом мы же вместе тогда нашли… Ну вы понимаете…
— Понимаю… Приехали, Варюш. Тогда до завтра.
— То есть до завтра?
— Никита сказал каждый день тебя с работы забирать и привозить. Хочешь, еще из университета забирать буду, а?
— Не надо, Василий Федорович, я сама.
— Ну тогда днем завтра увидимся. Ты же вечером уже не пойдешь гулять, да? Тебе к экзаменам готовиться надо.
— Ага.
И к подъезду чуть не бегом. Побежала бы, если не букет, за ним не очень хорошо видно. У лифта столкнулась с учительницей, которая тогда к нам скандалить приходила. Впилась взглядом в мои розы, мне сразу захотелось их спрятать от нее. Такой ненавистью обдала, что совсем нехорошо стало. За что? Я ей что-то плохое сделала?
У Машки не оказалось вазы, куда бы поместился весь букет, а дербанить его на части рука не поднялась. Пришлось вытаскивать ведро. Сижу и смотрю на него, наглядеться не могу, какой же красивый и мне… Даже не заметила, как Машка домой пришла.
— Ого! Варь, это тебе? Откуда? Он подарил?
Бегает вокруг моих цветов, нюхает, трогает, а мне хочется забрать их и никому больше не показывать. Мои!
— Ты с ним встречалась? Чего сказал? Он тебе их зачем подарил?
— Не знаю, наверное, извиниться хотел.
— Все кончено, да? Вот же козел! Так и знала. Давай выкинем!
— Не трогай! Не смей! — отталкиваю Машку от букета. — Я не видела его. Он позвонил днем, сказал, что уезжает на несколько дней, что хотел убедиться, что со мной все в порядке. А потом охранника своего прислал, это он цветы привез.
— Фига се! Значит, мне не показалось все-таки.
— Чего не показалось? — увожу подругу на кухню, подальше от моих роз. — Ужинать будешь?
— Варя! Лето на дворе! Какой «ужинать»? Ты помнишь, что нас Мила домой звала? А там речка… И тебе хватит жрать! — забирает из рук йогурт. — Обалдеть! А куда он уехал?
— Не знаю, сказал, что помочь надо.
— Мне кажется, ты ему нравишься, вот по-настоящему. Фотки ваши рассматривала, ты видела, как он на тебя смотрит?
— Как? — смотрю на нее недоверчиво. — Он на всех так смотрит.
— Все-таки дура ты у меня, Барсукова… Заинтересованно. На баб других рядом не пялится.
Пожимаю плечами и, наконец, говорю то, о чем не перестаю думать после разговора с Никитой. И во что так отчаянно хочу поверить.
— Может, я ему просто нравлюсь? И нет никаких «почему» и «зачем». Просто нравлюсь, и все? И ничего ему от меня не надо особенного?
— Ты — дурочка, и ты влюбилась. Единственное, в чем ты права, так это в том, что взять с тебя нечего. И все равно не понимаю — почему ты? Ладно не я, я смирилась, это к лучшему даже, но вокруг него столько… Прости, Варь, но ты понимаешь…
— Понимаю. — Как же больно это слышать! Да еще от самого близкого человека. Снова.
— Кстати, ты права оказалась, мне деньги предлагали. Парень у нашего дома подошел, — быстро меняю тему. — Никита теперь мне этого Василия приставил…
— Подожди, подожди… А Леднев откуда знает? Ты ему рассказала?
— Ну да. — Не понимаю, чего возмущаться-то?
— Зачем, Варя?!
— Как зачем? Это и его тоже касается. Он ведь должен знать…
— Ничего не должен! Он запретил тебе с тем парнем общаться, да?!
— Ничего не запрещал, но я и не собиралась…
— Почему?
— Как почему, Маша? — ушам не верю. — Ты хочешь, чтобы я рассказала кому-то о Нике, о себе? Это же мерзко!
— Ничего не мерзко! Да все звезды про свои романы-разводы рассказывают и ничего, не брезгуют… И слава, и деньги… А ты… Такой шанс, Варь. Я же не говорю, что во всех подробностях и гадости разные… Но красивую историю можно было бы, да тебя бы с руками оторвали!
Смотрю на Машку и не вижу ее. Это, правда, она говорит? Моя Епифанцева? Которой я верю, как себе?
— Маш, ты рассказала, да? Про меня и Никиту?
Сидит в сторону, смотрит, молчит. А я не представляю, что сделаю, если признается.
— Нет! Мы договорились, что я позвоню и назначу время. Но ты понимаешь, что это бесполезно? Все равно кто-то да расскажет, так пусть лучше я буду, я красиво все…
— Да мне плевать на всех! — уже не сдерживаюсь. — Мне на тебя не плевать. Ты никому ничего не скажешь! Бери трубку и отменяй все.
Нехотя набирает номер и отказывается от интервью. Ей что-то говорят в ответ. Наверное, уговаривают, а она злится, посылает далеко в лес и отключает телефон.