– Это все от дьявола, – сказал старик. – Силы тьмы и зла всеми способами хотят уничтожить врожденную человеческую набожность.
– Возможно, – согласился Фрост. – Не хочу с вами спорить. Не теперь, может быть, в другой раз. Поймите, я благодарен вам и…
– А скажите, кто бы еще протянул вам в такой момент руку помощи?
– Никто, – покачал головой Фрост. – Не могу представить, кто бы еще мог это сделать.
– А мы сделали, – самодовольно сказал старик. – Мы, бродяги. Мы, простые верующие.
– Да, – согласился Фрост. – И я отдаю вам должное…
– А не задаете ли вы себе вопрос, почему мы поступили так?
– Пока нет, – сказал Фрост, – но задам еще.
– Мы поступили так потому, что ценим не смертную плоть человека, но душу его. Вы, верно, заметили, что в старинных хрониках народ исчислялся по количеству душ, а не голов. Это могло показаться вам странным, нелепым, но тогда человек больше думал о Боге, о грядущей жизни и куда меньше был озабочен земными делами.
Дверь приоткрылась, и в помещение снова проник свет. Вошла изможденная ветхая старуха и передала старику тарелку и полбуханки хлеба.
– Спасибо, Мэри, – кивнул тот, и женщина ушла.
– Ешьте. – Он поставил тарелку перед Фростом.
– Спасибо.
Взяв ложку, Фрост зачерпнул постный, водянистый суп.
– А теперь, как я понимаю, – продолжил старик, – всего через несколько лет человеку даже не придется проходить через смерть, чтобы достичь бессмертии. Стоит Нетленному Центру разработать соответствующую технологию, как человек окажется бессмертным. Будет себе вечно молодым, будто смерти и нет вовсе. Раз уж родились, то извольте жить вечно.
– В ближайшие годы, – поправил Фрост, – это еще не произойдет.
– Но когда произойдет, то все будет именно так?
– Видимо, да, – согласился Фрост. – Зачем же людям стареть и умирать, раз уж они могут оставаться вечно молодыми?!
– О суета сует! – запричитал старик. – Что за самонадеянность! Какая гордыня!
Фрост ему не ответил. Собственно, что тут было отвечать.
– Еще одно, сынок, – собеседник потянул его за рукав. – Ты веришь в Бога?
Фрост отложил ложку.
– Вы действительно хотите, чтобы я ответил?
– Да, – кивнул тот, – и честно.
– Не знаю, – помедлил Фрост. – Конечно, я не верю в того Бога, о котором думаете вы – в благообразного джентльмена с белой бородой. Но в высшее существо – да, в такого Бога я, пожалуй, поверил бы. Должна быть какая-то сила, властвующая над миром. Мир слишком хорошо организован, чтобы было иначе. Когда думаешь о его устройстве – от атома до галактик – кажется невероятным, чтобы отсутствовала высшая сила особого рода, благожелательная сила, которая поддерживает этот порядок.
– Порядок! – взорвался старик. – Вот что у вас на уме – порядок! Не святость, не благочестие…
– Простите, – поморщился Фрост, – вы хотели честного ответа. Я дал вам честный ответ. Поверьте на слово, я многим бы пожертвовал, чтобы иметь вашу веру – слепую, абсолютную, без тени сомнений. Но, пожалуй, я бы и тогда еще сомневался, что довольно одной только веры.
– Вера – все, что есть у человека, – спокойно произнес старец.
– Вы берете веру, – возразил Фрост, – и превращаете ее в добродетель. Добродетель незнания.
– Когда есть знание, – уверенно заявил старик, – тогда вера не нужна. А мы нуждаемся именно в вере.
Вдруг раздался крик «Полиция!», и послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то схватил со стены лампу, задул ее, и комната погрузилась во тьму.
Вскочил на ноги и Фрост. Он было двинулся за всеми, но, столкнувшись с кем-то впотьмах, отступил и внезапно почувствовал, как пол, слабо треснув, стал уходить из-под ног: давно прогнившие доски проломились. Он инстинктивно выбросил руку в поисках опоры и сумел ухватиться за край доски, но та не выдержала веса тела, и он полетел вниз.
Фрост с плеском упал в какую-то смердящую лужу, вонючие брызги окатили лицо. Он поднялся и сел на корточки; где тут что – не разобрать, грязь и темнота будто перемешались между собой.
Фрост взглянул вверх: дыры он не увидел, наверху слышался шум и затихающие голоса.
Наступила тишина, но вскоре пришел черед другим голосам – резким и злым. Трещали доски – похоже, высаживали дверь, и та поддалась, над его головой загромыхали тяжелые шаги, острые лучи света затанцевали по стенам ямы.
Испугавшись, что кто-нибудь направит фонарь вниз и обнаружит его, Фрост осторожно двинулся вперед по щиколотки в зловонной воде.
Наверху кто-то шумно расхаживал, уходил в какие-то дальние помещения, возвращался. Доносились обрывки фраз.
– Опять улизнули, – произнес один голос. – Предупредил кто-то, не иначе.
– Ну и грязища, – сказал другой. – Впрочем, чего тут ожидать.
И еще один голос – узнав его, Фрост напрягся и еще дальше отступил в темноту.
– Парни, – сказал Маркус Эплтон, – они опять натянули нам нос. Ну ничего, они дождутся.
Ему отвечали, но слов было не разобрать.
– Никуда эти сучьи дети не денутся, – пообещал Эплтон. – Даже если это будет последним, что я успею сделать в своей жизни.
Голоса и шаги стали удаляться и вскоре стихли.
Тишину нарушали только капли воды, падающие в лужу.
Какой-то туннель, подумал он. Или затопленный фундамент.