Зачем мы плаваем

Когда я была ребенком, отец рассказал мне об острове Хайнань, «китайских Гавайях» в Южно-Китайском море. Для китайцев Хайнань всегда заключал в себе романтический, вольный дух фронтира. Самая южная точка Китая, это единственный его тропический остров, столетиями являвшийся местом изгнания поэтов и политиков. Для моего отца, художника, родившегося в Гонконге, который после развода с моей матерью покинул Нью-Йорк и вернулся в Китай, это была территория мечты, окаймленный пальмами рай, служивший для него идеальным источником вдохновения.

Когда мне было тридцать с небольшим, так случилось, что я три года не виделась с отцом. Однажды утром я набралась духу и позвонила ему. В том году мне предстояло поехать в Хайнань по работе. «Поехали снова поплаваем, – сказала я, чувствуя трепыхание в животе. – Приезжай повидаться со мной в Южно-Китайском море». И он приехал.

Остров переживал строительный бум, но мы все-таки смогли прогуляться по уходящему вдаль пустому белому пляжу, облизываемому мятного цвета волнами, и прокатиться в сельскую глубинку острова. Мой знакомый китаец, живущий в Америке, написал для меня традиционное стихотворение, описав в длинном тексте прославленные и поразительные ландшафты Хайнаня. «Хайнань очень красив, – сказал он. – Я никогда там не бывал, но нам о нем рассказывали в школе». Я привезла это стихотворение, написанное моим другом на китайском языке, и, когда мы были в Хайнане, попросила отца перевести его для меня. Легендарные окутанные туманом скалы острова и его побережья, словно перенесенные со старых каллиграфических и живописных свитков, ожили.

Я старалась не думать о том, что, когда была ребенком, отец присутствовал в моей жизни всегда. Однажды, когда мне было двенадцать лет, он назвал меня своим лучшим другом. Об этом больно вспоминать; став взрослой, я видела его не чаще одного раза в год или в два года. В первый раз, когда мне удалось настоять на том, чтобы навестить его в Китае, – на обратном пути после семестра за границей, в Австралии, – я вопила и кричала на него не за то, что он оставил мою мать, а за то, как он это сделал. В той поездке мы не плавали, но я наплакала целый бассейн слез.

На острове Хайнань мы заключили перемирие. Эта поездка была для меня паломничеством в новое для меня место, где я способна прощать. Я подбила его присоединиться к моему заплыву. Он, бывший спасатель, не мог вспомнить, когда в последний раз плавал. Его баттерфляй оказался неплох. Воздух был влажным, вода теплой, обволакивающей, словно бальзам. Он выглядел счастливым. Покачиваясь, лежа на спине и глядя в испещренное облаками небо над Южно-Китайским морем, я почувствовала, что тоже счастлива.

Франц Кафка заметил: «Истина всегда бездна. Необходимо – как в бассейне – дерзнуть прыгнуть в нее с колеблющегося трамплина заурядного повседневного опыта и погрузиться в глубины, чтобы впоследствии всплыть – смеясь и борясь за глоток воздуха – к теперь вдвойне светозарной поверхности бытия». Мы дерзаем прыгнуть, чтобы суметь увидеть что-то новое. Иногда мы делаем это, чтобы восстановить ощущение того, что у нас когда-то было.

17 От пловца к пловцу

Однажды, в былые времена, я обнаружила, что влюблена в семью и в озеро. В ритуале плавания, связи тела с телом, личности с личностью можно отыскать поток иного рода.

В первое наше совместное лето Мэтт повез меня знакомиться со своими бабушкой и дедушкой в их коттедж на северном побережье озера Джордж в пяти часах езды на север от Нью-Йорка. Тед и Ширли познакомились на дебаркадере на этом озере в 1939 году и поженились после войны. Их тихой гаванью была крохотная деревушка и величественный старый курорт Юношеской христианской ассоциации (YMCA), находившийся здесь с 1899 года. Мы с Мэттом были совсем молодыми, только что из колледжа, свободными людьми, которые поженятся только через восемь лет после того визита. Однако это озеро, похожее на жидкую ртуть, – обрамленное вечнозелеными деревьями, оно казалось фотографией, сделанной с веранды позади дома, – сразу же стало поворотным пунктом в наших отношениях.

Каждый член семьи плавал по озеру по-своему. Дедушка Тед особенно любил рассекать в рыбачьих лодках. За всю его жизнь у него их было три: «Полное безумство I», затем II и III, каждая следующая больше и продуманней предыдущей. Никто не помнил, чтобы он хотя бы раз поймал рыбу.

Дядя Крис впихивал свои 192 сантиметра в каяк, чтобы пуститься через озеро. Мама Мэтта Робин обожала покачиваться в резиновом тузике – она нечасто пересекала озеро, но с воодушевлением барахталась у берега. Ее муж Ян, морской геодезист, рассекал по воде на виндсерфе, а позднее на САП-доске, гребя одним веслом, стоя. Дядя Джордж, инструктор Национальной школы лидерства на открытом воздухе (NOLS) и любитель всех видов активности на свежем воздухе, любил ходить под парусом. Младший брат Мэтта Джесси только что получил лицензию водителя тринадцатифутового Boston Whaler.