Тони Платт происходил из продюсерской школы Матта Ланга, и у него имелись некоторые устоявшиеся взгляды на то, что и как должно делаться. Основная проблема заключалась в том, что наш «Громовержец» на самом деле не очень-то и хорошо играл на барабанах. Барри полагал, что его стиль являет собой нечто среднее между Kiss и The Police, что означало для него отчаянно колотить по всему, что находилось в пределах видимости, наносить лихорадочные удары по различным лязгающим и звенящим поверхностям, но при этом всегда игнорировать простое требование: играть в такт со всеми остальными. Записывая материал на двухдюймовую магнитную ленту через пульт с двадцатью четырьмя дорожками, следовало все же управляться с барабанами хотя бы с некоторой видимостью точности. Наша демо-запись выглядела как попытка сделать подтяжку лица монстру Франкенштейна: там было полно склеек, разрезов, правок и подгонов – сотни их. Все это было сделано для того, чтобы удержать игру Барри в рамках общей канвы.
Звучание гитары Пола было менее рассеянным и более цельным – что сам он ненавидел. Главным образом мы занимались подробными разборами того, что делали, а это требовало определенной степени трезвости. Для меня это было серьезное облегчение. Мне надоело заниматься пустопорожним трепом. Пришло время сделать пристойную пластинку.
Итак, наконец, настал мой черед. Тони откопал песню Расса Балларда «Riding with the Angels» и постановил, что это должен быть первый сингл. Это казалось довольно простым. Я сделал два или три дубля.
– Нет, – сказал Тони. – Подтяни всю партию на пару октав выше.
И это началось. Я изо всех сил растягивал свои голосовые связки, а моя голова раскалывалась от напряжения. Мой естественный голос расширился до такой степени, что стал пульсировать в глубине моих глазных яблок, и я наверняка превзошел всех, кто визжит фальцетом. Мои легкие и сердце вбросили столько энергии в эти верхние ноты, что фальцету из этой точки было бы просто некуда развиваться. Но мне это показалось слабоватым, и я был шокирован. Прослушивание альбома «Shock Tactics», в полном соответствии с его названием, стало для меня настоящим шоком. Еще больше меня шокировало то, что всем остальным понравился мой новый голос, и они не считали его копией кого-то другого. Это и был настоящий я. Я ненавидел это.
Мы начали репетировать, чтобы сыграть несколько концертов. Я охрип уже через полчаса. Мы играли в клубе Marquee, и после этого я не мог говорить два дня. Я был в отчаянии. Я пел на альбоме, который получал отличные отзывы, но при этом я чувствовал себя обманщиком. Мой голос не мог такого сделать. Я пару дней шатался по городу и ронял слезы в свое пиво, пока в моем подсознании не всплыл один мудрый совет, который я получил от своей бывшей девушки-дантиста. Она была выпускницей очень престижного женского колледжа в Челтнеме, где получила обширную практику в уроках пения, и у нее сохранилась тетрадь с учебными записями.
– Мне кажется, у тебя приятный голос, но ты должен чуть лучше его контролировать, – сказала она мне.
Это меня слегка задело – но и заинтересовало.
– Например?
– Ну, например, сможешь ли ты сделать вот так своим языком?
Я заглянул ей в глотку. Если бы кто-то видел меня в этот момент, он подумал бы, что я пытаюсь поймать золотую рыбку, но на самом деле я изучал способность моей подруги расплющивать свой язык до состояния раздавленной жабы.
– Хм, – я позаимствовал ее тетрадь и отправился в библиотеку в поисках голоса и того, как он работает.
«Помнишь тот маленький блокнот с записями по пению и часы, которые ты провел в библиотеке, исследуя принципы дыхания и резонанса? – спросило мое подсознание. – Помнишь глупые упражнения со свечами, то, как ты держал стул в вытянутых перед собой руках, как прижимался нижней частью спины к стенам, и множество других странных вещей, которые нужно сделать, чтобы укрепить диафрагму и развить резонанс в своем грудном и горловом голосе?» – сказало оно. Я начал обращать на это внимание.
«Техника сама по себе бессмысленна, если ты ее не применяешь. У тебя есть техника, которую можно применить к твоему новому голосу. Перестань жалеть себя и будь умнее. Научись быть собой. Научи себя сам».
Я начал наслаждаться своим новым трубным голосом. Я начал видеть, что передо мной открылась совершенно новая картина. Будь я художником, а не музыкантом, это было бы, как если мне дали огромный холст и целую палитру новых цветов.
Театр разума становился очень захватывающим, но я не был уверен, будет ли он продолжаться для меня именно с Samson. Они вполне определенно были во мне заинтересованы, что является весьма очевидным из фотосессии к альбому, на которой я однозначно был выдвинут на передний план. Группа выдвигалась на среднюю дистанцию.