Зачем России Европа? - Избранные статьи

Пресняков, конечно, преувеличивал. Николаевское царствование было в лучшем случае лишь серебряным веком русского национализма. Золотой его век (в Московии XVII столетия) подробно описал для нас сам мэтр русской историографии Василий Осипович Ключевский. Согласно ему, страна тогда вообразила себя «единственно правоверной в мире, свое понимание божества исключительно правильным, творца вселенной представляла своим собственным русским богом, никому более не принадлежащим и неведомым». (3)

Для нас, впрочем, важно здесь лишь то, что как в золотом, так и в серебряном веке русского национализма Россия не только «отрезалась от Европы», по старинному выражению Герцена, но и противопоставляла себя ей. Дело доходило до анекдотов. Например, в Московии официально были объявлены «богомерзостными» геометрия и астрономия,  вследствие чего земля считалась четырехугольной. В николаевские времена под запрет попала философия. Ибо, как авторитетно объяснил министр народного просвещения князь Ширинский-Шихматов, «польза философии не доказана, а вред от неё возможен». (4) И потому «впредь все науки должны быть основаны не на умствованиях, а на религиозных истинах, связанных с богословием». (5) В сталинские времена – в бронзовом, если хотите, веке русского национализма – роль «богомерзостной» геометрии играла генетика.

Анекдоты анекдотами, однако, но запреты эти были отнюдь не безобидны. Ибо «выпадая» из Европы, выпадала тем самым Россия и из мировой науки, просвещения и вообще цивилизации. На практике четырехугольная земля  -- во времена Ньютона, после Коперника, Кеплера и Галилея – означала не только «духовное оцепенение», как описывал умственную жизнь Московии главный идеолог классического славянофильства Иван Киреевский (6), но и тотальное отставание от культурного мира. И жесточайшую деградацию страны.

И так было при каждом «выпадении» России из Европы, при каждой её попытке пойти своим, отдельным от Christendom путем. Все они без исключения заканчивались одним и тем же – историческим тупиком и «духовным оцепенением».                                            

ДОЛГАЯ РЕТРОСПЕКТИВА

Возвращаясь теперь – после всего, что вспомнили мы о российских «выпадениях» из Европы – к метафоре Лотмана, мы тотчас увидим, чего ей на самом деле недостает. Неясно в ней главное: между какими именно путями приходилось – и приходится – выбирать истории-страннице на каждом из её перекрестков. Не между ли путем в Европу и тем, что вел к очередной культурной деградации страны? А без ответа на этот вопрос метафора теряет смысл.