К сожалению, жестокость с обеих сторон сделала примирение и дальнейшее мирное сосуществование арабской и европейской общин в Алжире невозможными. К тому же с самого начала мятежа в Алжире французские левые партии полностью поддержали радикальных арабских боевиков, а соседние арабские страны – Тунис и Марокко, добившиеся независимости раньше, – всячески поддерживали Фронт национального освобождения Алжира. Коммунисты Франции требовали «освободить Алжир», а троцкисты совместно с арабами участвовали в террористических актах. Знаменитый философ Ж.-П. Сартр призывал французских солдат дезертировать. Многие французы, в том числе и из числа «черноногих», поддерживали мятежников. Французские левые считали, что арабы всего лишь борются против социального угнетения. А многие из них, полагая, что восстание в Алжире есть начало социалистической революции во Франции, приняли активное участие в вооруженной борьбе против собственной страны. Состоящая в основном из французов алжирская компартия примкнула к мятежникам. Из европейцев состояли многие боевые группы мятежников, особенно в столице колонии. Среди французов метрополии широкую поддержку получили взгляды «минористов», сторонников «маленькой европейской Франции», заявлявших, что Франции лучше самой избавиться от колоний, чтобы не кормить быстрорастущее население аборигенов. Эти «уменьшители» также резко выступали против войны в Алжире.
Чем дальше уходят в историю события тех лет, тем меньше правды о них узнают последующие поколения. В 2001 году мэр Парижа Бертран Делонэ, которого во всем мире знают еще и как лидера французских гомосексуалистов, открыл мемориальную доску на мосту Сен-Мишель в память о событиях 17 октября 1961 года. О том, что тогда произошло в Париже, и в частности, на том мосту, мало кто теперь помнит. И мало кто мог подвергнуть сомнению официальную версию о «зверствах французской полиции под руководством коллаборациониста Папона, жестоко расправившейся с беззащитными мусульманами, выступившими в защиту своих прав». Для того, чтобы понять, что тогда произошло в Париже, а также, что творилось в Алжире, куда приехал сражаться за Францию Жан-Мари Ле Пен, приведу отрывок из обстоятельной статьи Сергея Лебедева
Шарль де Голль
«Большинство французов считали, что Алжир – это Франция. Однако Франция уже с конца XIX столетия переживала демографический упадок. Численность населения Франции не менялась на протяжении 60 лет. Понятно, что удержать колонии, коренные обитатели которых сохранили прежний уровень рождаемости, было все сложнее. К тому же Франция переживала полный декаданс во всех сферах жизни, и к XX веку французы полностью утратили дух крестоносцев и колонизаторов. Когда в ноябре 1954 года в Алжире началось восстание арабов, то жители Франции в большинстве своем уже были не готовы сражаться за территориальную целостность страны.
По мере того, как арабов становилось все больше, а среди них резко увеличилась доля полуобразованной, но при этом очень амбициозной интеллигенции, французская власть в Алжире стала слабеть. «Почему французам должны принадлежать все эти плантации, и роскошные дома, если они построены на нашей земле?» – вопрошал текст одной из подпольных листовок, распространяемых среди арабов. О том, что именно французы и построили все эти плантации и роскошные дома, разумеется, в листовке не говорилось.
Алжирская война 1954–1962 годов была одной из самых кровавых войн XX века. Причем восставшие арабы отнюдь не были невинными овечками. Уже в первые дни восстания мятежники расстреляли автобус с французскими школьниками в городе Бон. В начале 1955 года мятежники практически поголовно вырезали все французское население шахтерского поселка близ Филиппвиля. Ни о каких правах «черноногих» речь и не шла. На поле боя восставший Фронт национального освобождения Алжира потерпел поражение, но все же пришедший к власти в 1958 году генерал де Голль решил дать Алжиру независимость. Перед национальным референдумом 1961 года по этому поводу он сказал: «У арабов высокая рождаемость. Поэтому, если Алжир останется французским, то президентом Франции однажды станет араб. Вам нравится такая перспектива? Если мы не можем дать Алжиру равноправие, то можем дать независимость».