Зачем смотреть на животных?

За своим языком,
в котором звучит трава
и страсть к соли,
за языком тяжелым
и все-таки ловким,
как рука слепого,
корова, когда не больна,
пережевывает раз пятьдесят,
прежде чем снова проглотить жвачку.

Как мы видим, животные,

Беверли,
эмигрируют; их Америка —
созвездия в небе:
Ящерица, Лев, Большая Медведица,
Овен, Телец, Ворон,
Заяц…
может, самые дальновидные,
подобно агути,
выбрали Млечный Путь.

Приложи ухо к ее боку,

и ты услышишь
приливное течение ее четырех желудков.
У второго, подобного сети,
имя созвездия:
Ретикулум. Третий, Книжка,
состоит из листов.

Когда она больна

и нету воли жевать,
все четыре желудка у ней замолкают,
словно улей зимой.

С каждым годом уходит все больше животных.

Остаются лишь домашние, да туши,

а туши, живые или мертвые,
с рождения
неотвратимо и незаметно
превращаются в мясо.
«Полагаю, вполне возможно, —
говорит Боб Раст
из Госуниверситета Айовы, —
специально разрабатывать
животных для гамбургера».

А где-то еще

животные бедных
умирают с бедными
от нехватки белка.

Пригнанные с пастбищ,

они приносят в прохладное стойло
жар фруктового сада
и горячее дыхание дикого чеснока.

Чтобы вычистить коровник,

надо разбросать немного
кобыльей лепешки —
она впитывает их навоз,
жидкий, как весна,
и зеленый от травы.
И привяжи их на ночь покрепче,
уложи их спать на листья бука,
Беверли,
они — последние.

Теперь, когда их не стало,

нам не хватает их стойкости.
В отличие от дерева,
реки или облака,
у животных были глаза,
и во взгляде
было постоянство.

Все та же лиса во веки веков.

Убить ее
означало ее вытащить
на мгновение
из земли
ее вечности.

Некогда мухи и вороны,

пожирая мертвых овец,
начинали с глаз.
И все-таки овца
успевала разъягниться
своим постоянством.

Стервятник кружил,

выжидая вечность,
раз за разом,
как и гора.

Одна-единственная ночь

порождала глаз дня,
тревожный животный взгляд
со всех четырех сторон.

Некогда животные лились, как их молоко.

Теперь, когда их не стало,

нам не хватает их стойкости.

*

Говорят: «Свиноматку следует
считать во всех отношениях
ценным станком,
чья функция —
выдавать на-гора поросят».

*

Иногда и теперь,
когда ты наливаешь
из белого кувшина,
молоко
напоминает мне гусей,
которые, словно собаки,
сторожили дом.

2001

Эрнст Фишер Философ и смерть

То был последний день его жизни. Разумеется, тогда мы об этом не знали — почти до десяти вечера. Мы трое — Лу (его жена), Аня и я — провели с ним весь день. Сейчас я могу писать лишь о том, каким тот день был для меня. Попытайся я написать о том, каким он был для них, — пусть я и осознавал это тогда и после, — я бы все-таки не избежал опасности сочинительства.

Эрнст Фишер привык проводить лето в деревушке в Штирии. Они с Лу останавливались в доме трех сестер, старых друзей, которые в 1930-х вместе с Эрнстом и его братьями были австрийскими коммунистами. Младшую из сестер — теперь она хозяйка дома — нацисты посадили за то, что прятала и помогала политическим беженцам. Ее возлюбленному за похожее политическое преступление отрубили голову.