Зачем жить, если завтра умирать (сборник)

Он наслаждался покоем до глубокой старости. Однако в конце жизни всё же разбил зеркало. Быть может, он понял, что мертвец его обманул, наградив своим счастьем – счастьем покойника».

Англичанин смолк, затушив сигару. Пододвинув тарелку, принялся за ростбиф. В ресторане уже пополз галдёж, поплыл табачный дым. Лезло из бутылок шампанское, за столиками гудели ульи подвыпивших компаний.

– Странная история, – натянуто улыбнулся Лангоф. – Особенно для такого места.

Не дожидаясь ответа, он бросил на стол скомканную купюру и, поклонившись, вышел.

Между тем Данила Чернориз уже неделю жил у губастой проститутки.

«Бедный, ты бедный, – причитала она, – все тебя бросили, никто не жалеет». Данила внимал ей равнодушно, как и всему, что происходило вокруг, принимая это как должное. Если он видел, что это должно случиться, то ожидал с неизбежностью, и сбывшееся не удивляло его. Девица этого не понимала. «А знаешь, сколько перебывало в моей комнате? – щекотала она его грудь растрёпанными волосами. – Я и сама не знаю. Может, ни одного, раз я никого не помню? – Она расхохоталась и тут же вздохнула: – А вынесла одно: нет в людях ни милосердия, ни благородства». Закрывая глаза, Данила отворачивался к стене. «Спи, миленький, – целовала его в затылок девица. – Может, во сне увидишь жизнь светлую». Но Данила Чернориз не видел снов. Засыпая, он проваливался в чёрную бездну, будто умирал, и обступавшая его тьма приносила абсолютный покой. Такова была плата за сны наяву. Данила не помнил, где жил с бароном. Он не смог бы объяснить адрес гостиницы, зато ясно видел, что встретится с ним. Так было записано в книге судеб, и Данила, как всегда, обречённо подчинился.

Лангоф продолжал бесцельно бродить по Петербургу, пока однажды не подумал, что Данила не мог далеко уйти от места, где он его оставил. Тогда он завернул на Васильевский и как-то днём заглянул к Неверову-младшему.

– А говорили, больше не увидимся, – с усмешкой встретил тот. – Никогда не говорите никогда. Ищете слугу?

– А вы знаете, где он?

– Это зависит от вас.

Лангоф выложил на стол две красненьких.

– Он живёт у проститутки напротив того дома, где вы играли. Мы обедаем в одном трактире. – Неверов-младший бросил взгляд на часы. – Показать?

Шли празднования трёхсотлетия дома Романовых, и по этому случаю в трактире повесили огромный портрет царствующего государя. Меж столиков сновали половые, мещане громко переговаривались, отчего стоял ровный гул. Сидя в углу, Чернориз макал корку в кислые щи, то и дело косясь, косясь на золочёную раму, холёное лицо императора с аккуратно постриженной бородкой, смотрел на его холодные серые глаза, из которых, чудилось ему, сочится кровь.

– Вон ваш пропащий, – указал Неверов-младший. – С губастой женщиной. Но, может, сначала перекусим?

Когда появился Лангоф, Данила не удивился. Он лишь привстал, кивнув в ответ. Перехватив его взгляд, женщина с тревогой посмотрела на барона. Лангоф отвернулся, подыскивая место, но Неверов-младший жестом пригласил его за столик под портретом императора. А когда сели, поморщился:

– Знаете, а монархия заставляет прожить ребёнком.

– Почему? – рассеянно спросил Лангоф, радуясь, что нашёл, наконец, Данилу.

– Ну как же, судьба вручается царю-батюшке, на которого возлагается вся ответственность. К чёрту государство! Будь ему послушным, как отцу! Один Бог на небе, один царь на земле.

– Вы, что же, республиканец?

Неверов-младший пропустил мимо.

– А замечали, с каким упоением наши чиновники называют себя государевыми людьми? Не государственными, а именно государевыми. Будто опричники.

– Так ваш дед ещё рабство застал, что вы хотите. Будем есть?

Но Неверов-младший неожиданно завёлся.

– Были бы ещё преданными, а то ведь льстецы, лицемеры, пройдохи. Знаете, как у турок проверяли на верность?

– Нет.

– Подводят янычара: «Готов умереть за султана?» – «Готов». – «По одному его слову?» – «Да». – «Тогда умри, именем Аллаха!» И дают чашу с ядом. Можно отказаться и с позором пойти в козопасы. Но янычар пьёт и падает замертво. Подводят следующего, задают те же вопросы. А ему каково? На его глазах только что товарищ умер. Вот если рука у него не дрогнет, значит, в преданности его можно не сомневаться. Тогда, не дав пригубить, чашу из рук выбивают и говорят: «Ступай в гвардию!»

– А первого за что убили?

– Так тот актёром был, ему приказали смерть разыграть.

– Сами придумали?

– Сам. Но сколько после такой проверки у нашего императора в свите останется?

Лангоф пожал плечами и, кликнув полового, заказал рыбу.

– Здесь расстегаи хороши, рекомендую. – Заткнув за воротник салфетку, Неверов-младший снова задрал голову к императорскому портрету: – И как вам празднества? Кому нужна вся эта помпа?

– Это наша история.

– Бросьте, барон, нет никакой истории. Прошлое у каждого своё, и его таскают, как улитки свой дом.

Лангоф неожиданно рассердился.

– Прежде чем рассуждать, выучились бы. Вы на каком курсе застряли?

Неверов-младший отложил вилку.

– Опять вы за старое… Я из университета уже вынес всё, что нужно.

– И что же?