— Он меня понимает? — спросила я у Кея.
— Пацан, где тут можно остановиться на ночлег? — задал он вопрос.
Мне кажется, мой был не хуже. Но его, видимо, доходчивее.
— Могёте в любом пустом доме, — щедро разрешил мальчишка. — А если денег много, то у старого Арно. Он приезжим комнаты сдает, — парень махнул рукой в том направлении, куда мы шли.
— Благодарю. Здоровья родным, — пожелал Торнсен, и пацан припустил так, что только босые пятки сверкали.
— Я еще хотела спросить… — начала я.
— В таверне спросим, — по-взрослому серьезно ответил Кейрат и пошел, задавая темп.
Отыскать таверну было несложно. Это был единственный дом, двери которого открывались прямо на улицу, а не в обнесенный забором двор.
Я вошла внутрь, сняла рюкзак, поставила его у стены, рухнула на лавку и только теперь по-настоящему поверила, что жизнь налаживается.
По крайней мере, остается.
Кей поставил рюкзак рядом и уселся напротив, широко расставив на столе локти и упираясь костяшками указательных пальцев в брови.
Словно из-под земли, рядом со столом нарисовался хитроватого вида мужичок, видимо, владелец заведения, которого пацан назвал старым Арно.
— Молодой господин желает комнату на ночь для себя и своей спутницы? — спросил он Кейрата, будто мы были в столичном борделе.
— Молодой человек желает две комнаты для себя и своей спутницы, — ответила за него я.
Старый Арно даже не удостоил меня взгляда, отчего мне захотелось слегка подпалить его грязный фартук неочевидной расцветки.
— Две комнаты и ужин на двоих, — подтвердил Торнсен.
Мужик заюлил, словно старый кобель хвостом, и Кейрат достал из внутреннего кармана жилета плоский кошель, из которого выудил пару золотых. Глаза хозяина таверны полыхнули алчностью так, что лютостужень со своими фонарями рядом с ним сесть бы постеснялся. Мужик исчез с той же прытью, что и появился, и спустя пару мгновений появился снова, выложив на стол два ключа.
— Можете оставить вещи наверху, — предложил, приветливо скалясь, мужик. — Может, переодеться надо, — сказал он, как бы намекая.
— Спасибо, мы сначала поедим, — благодушно заметил Торнсен, и Арно притух.
Похоже, планировал в вещах покопаться, пока мы будем ужинать. Однако навязываться не стал. Видимо, был философом. Для того чтобы взять то, что плохо лежит, нужно чтобы это что-то кто-то плохо положил. А если его кто-то хорошо поставил у стены и на виду — тут ничего не поделаешь.
— А чего это со мной тут не разговаривают? — завелась я.
Скандал закатить лучше поздно, чем никогда. И лучше Кейрату, чем мужику, который меня игнорирует.
— Джелайна, понимаете, Западное Пригорье — мир простой, патриархальный. Место женщины тут — дома у печки или в огороде над грядкой. А с рюкзаком, в штанах и с короткой стрижкой — это даже не женщина, а непонятно кто.
За-ме-ча-тель-но!
— Тогда объясните, что я являюсь преподавателем Военно-Магической Академии, — велела я.
— Думаете, это может как-то спасти ваш моральный облик? — хохотнул Кейрат.
С этой стороны я на ситуацию не смотрела. Но, на всякий случай, застегнула жилет, под которым кроме батистовой рубашки по-прежнему ничего не было.
Не прошло и пары минут, как за моей спиной послышались торопливые шаги, и, вывалив на стол тарелки и обильные женские прелести, румянощекая блондинка стала рассказывать, какая у них простая еда, как ей неловко, поправляя при этом локоны за уши. И вешая лапшу на развесистые уши моего студента.
Тот пялился в разверзнутое декольте и, кажется, не слышал ничего из того, что девица ему щебетала.
Что, Лайна, как оно, когда в тебя втюрились, а?
32. Лайна. Во вражеском окружении.
Не успела я это подумать, как к первой девице с прелестями навынос добавилась вторая, русая. Столь же богато одаренная по-женски, как ее подельница. И столь же нескромно их предлагающая ко всеобщему обозрению. В лице Кейрата. Она обошла парня со спины, приваливаясь к столу с другой стороны. Теперь он был обложен практически голыми телесами, как умирающий старик грелками — со всех сторон. Чтобы точно не сбежал.
И это меня — меня! — обвиняют в аморальности!
На себя бы посмотрел.
…А то всё на чужие вымена пялится.
К сожалению для них (и возможно, для него самого) Торнсен не страдал косоглазием. Хотя теперь у него были все шансы его заработать. Однако оказавшись зажатым с двух сторон превосходящими силами противника, Кей нашел самый, казалось бы, невероятный в такой ситуации выход.
Он перевел взгляд на меня.
— Лайна, солнце мое, посмотри, какое восхитительное жаркое, — обратился он ко мне, будто я была его подружкой, а не преподавателем. — Будешь? Ну сколько можно дуться?
И он скорчил умильнейшую физиономию, выражающую крайнюю степень раскаяния.
Вот как.
Как настоящий мужчина, он сместил линию фронта, прикрывшись от двух сексуально-озабоченных фурий хиленькой мной.
…Если по телесам смотреть, то очень хиленькой.
Фурии зыркнули на меня, потом друг на друга, потом на жертву. Потом снова на меня.