Зачет по выживаемости

Дойдя почти до самого конца стеллажа, я невольно отпрянул, встретившись сквозь стекло с широко открытыми глазами. Нет, этот зародыш тоже был мертв, только в отличие от остальных, глаза у него были открыты. Мутно-зеленоватая радужка… Что-то в этих глазах было необычное. Я присмотрелся. Зрачки! Зрачки были щелевидные, как у кошки. Говорят, что кошки отлично видят в темноте, но мало кто знает, что это преимущество сводится на нет тем, что на близком расстоянии все кошачьи слабо различают детали. Так что, действительно, доктор Харниш спускал сюда отбракованные экземпляры? Тогда что он искал?

— Васич, — позвал Алексей.

Я подошел. Алексей стоял рядом с банкой, в которой плавал четырехрукий зародыш, крохотная четырехрукая девочка. Это была последняя капля. Я почувствовал, что сыт по горло — от всего этого паноптикума у меня уже голова шла кругом. Картина бесконечного ряда миниатюрных уродцев вводила мозг в какое-то гипнотическое оцепенение. Возможно, где-то, в одной из банок, например, тянется к своим волосикам девочка-зародыш, у которой на голове и не волосы вовсе, а крохотные змеи — уродец из некой серии, например, мут. фактор «Gorgona-З». Достаточно.

— У нас мало времени, Леша. Неизвестно еще, сколько этажей под нами.

Этажом ниже начинались складские помещения, заполненные разновеликими металлическими конструкциями, различными тренажерами, нераспечатанными контейнерами с подписями: «Fragile! Equipment» — «Осторожно! Приборы». На других: «Surgical tools» — «Хирургические инструменты». Некоторые контейнеры были помечены иероглифами или арабской вязью. На этот этаж, забитый самым невообразимым железом, попало почему-то и холодное оружие. Причем такого разнообразия я не видел ни в одном музее. Нам с Алексеем не без труда удалось оттащить Валентина от этих игрушек, и то только после того, как он захватил с собой девятидюймовый тесак с многоцелевым лезвием из какой-то особой элитной стали. Валик, не особо обращая внимания на понукания, закрепил ножны на поясе, и только после этого мы спустились ниже.

На восьмом этаже размещались аппаратура для производства биомассы и уходящие в темноту ряды холодильников. Еще этажом ниже — комплектующие каких-то ходовых частей.

Через полчаса мы вернулись на третий подземный уровень, где находился компьютерный центр. Если бы не слой пыли, покрывающий столы и пол, можно было подумать, что Виктор Харниш вышел отсюда всего минуту назад, даже дверь неплотно закрыл.

В разрозненно извлеченных сведениях из компьютерной памяти мы сначала мало что поняли. «Какие-то эмбриологические формулы, — досадливо морщился Алексей, перебирая файлы, — Все они озаглавлены «Homo Rangerus» — человек-боец, типы мутагенов: А, А-1, А-2, В, В-1, В-2, С… итак далее, вплоть до Z». Но постепенно из добытых крупиц начала складываться общая жутковатая картина.

В конце концов мы решили, что из компьютерного информатория нам больше ничего не извлечь, захватили два толстенных лабораторных журнала с записями от руки и поднялись в гостиную, чтобы получше разобраться, на что же мы наткнулись. На несколько часов забыли о зачете. За окнами лил дождь. В наэлектризованном воздухе светились голубоватым светом волокнисто-керамические штыри на воротах. Стаи каких-то мелких летучих тварей с визгом носились во вспышках молний между темными силуэтами деревьев. Где-то на плато в семнадцати километрах отсюда нас ждал корабль, отнюдь не «Крестоносец», как мы теперь выяснили. Это был один из первых звездоскафов серии «Мэй-флауэр», оснащенный только что открытым в сорок восьмом году гиперпространственным приводом Бадера-Бадера, на котором Виктор Харниш приземлился на эту планету.

Доподлинно установлено, что Виктор Харниш проводил генетические исследования по улучшению человеческой расы. Безусловно, это был чрезвычайно талантливый эмбриолог, доктор Виктор Харниш. Ему удалось очень многое. Он опередил свое время. Это было время всеобщей эйфории. Недавно был создан гиперпространственный привод, и вдруг вся огромная необъятная Вселенная сократилась до размеров Атлантического океана эпохи Великих Географических Открытий. Да, опасно… Да, непонятно, что ждет на неизвестных берегах, но вон они, неоткрытые берега, за горизонтом, в нескольких неделях пути.

Идея Виктора Харниша была проста. То, к чему стремилось человечество, идя длинным путем самосовершенствования, проб и ошибок, Виктор Харниш попытался достичь, преобразовав цепь молекул ДНК в хромосомах человека. Свою программу он назвал «Homo Rangerus» — человек-боец, универсальный человек. То, чему нас учили в Астрошколе, добиваясь путем мучительных тренировок на выносливость, умение сосредотачиваться, нечувствительность к боли, Виктору Харнишу удалось закрепить в генетическом коде нового человека. Что произошло дальше… В этом оказалось разобраться труднее. На этот счет нами было выдвинуто несколько гипотез, из которых после жарких споров осталось всего две жизнеспособных.