Зачет по выживаемости

— Прометея приковали, — после некоторого раздумья заметил Валентин, — но огонь, который он похитил у богов, остался на земле у людей.

Некоторое время мы молчали.

— Никто из экспериментальной серии доктора Харниша, — снова сказал Валентин, — насколько я понял, не погиб.

Алексей встал и, ни на кого не глядя, снова начал листать лабораторные журналы на столе.

Я смежил веки и, кажется, только теперь почувствовал, как устал. Затылок был, точно свинцовый. Ночь заканчивалась, надо было поспать хотя бы часа два. Перед глазами поплыли бесконечные, уходящие за горизонт, банки с зародышами. Сквозь облака брызнуло солнце, на берег набежала волна и вынесла огромного серо-зеленого краба с актинией на панцире. Вдоль линии прибоя навстречу мне шел Виктор Харниш, брюки его были закатаны, босые ноги шлепали по воде. В руке он держал… Я подался вперед, чтобы рассмотреть. В руке он держал спирофон. Не останавливаясь, он приладил его на голове и начал что-то говорить, обращаясь ко мне. Я попытался нащупать наушники спирофона у себя (они должны были висеть на шее) и открыл глаза.

Алексей продолжал стоять около стола и читал лабораторные записи.

Огонь выпущен па свободу. Огонь — это не только тепло и свет, но и неуправляемые ядерные реакции, лучевая болезнь, лейкоз, иссохшие руки, что стараются защитить глаза от невероятно яркой вспышки на горизонте. Но какую опасность могут представлять восемьдесят две девушки, призванные дать начало новой расе?

Дождь продолжался до самого рассвета.

Остались открытыми еще вопросы, которые у нас уже не хватило сил обсуждать. Настало утро. Дождь хотя и продолжал лить, но с рассветом утратил напор и ярость буйно помешанного. Мы положили на место лабораторные журналы, закрыли вход в подвал и дом и двинулись вверх по шоссе к космодрому. Дождь с началом дня постепенно утих, и, шагая по растрескавшимся бетонным плитам к вершине плоскогорья, я попытался хотя бы на время выбросить из головы генетические эксперименты и этические парадоксы. Если Виктор Харниш добился того, к чему так долго и безуспешно стремится человечество, создав совершенного, гармоничного человека, то почему природа против него взбунтовалась? Более того, не исключено, что планета Харниша и стала центром того самого события, следы которого так долго и безуспешно разыскивала Косморазведка…

И если Поль прав, и мы не представляем, куда движемся в этой войне за выживаемость, то может быть так: невозможно создать у человека какие-то новые качества, не утратив взамен старых человеческих, и, в конечном итоге, любое усовершенствование человеческой породы станет порождать нелюдей, против которых будет восставать Вселенная?

29

Семнадцать километров мы прошли за четыре часа. Дождь постепенно утих. Идти стало легче. Валентин тащил на плече вертолетный пулемет, сопел, потел, но с неизменной твердостью отклонял все наши предложения о помощи.

— Зачем тебе пулемет? — смеялся Алексей. — Мог бы позаимствовать что-нибудь полегче, как мы с Васичем. Вот, старый добрый Л-100, чем не оружие?

Валентин чертыхался сквозь зубы, вытирал пот.

— Деду подарю.

— Коллекционный экземпляр? Как же, понимаю, — не унимался Алексей. — А если мы не сможем взлететь?

— Тебя застрелю! Понял?

— Понял…

— И на консервы пущу.

— Ну ты зверюга.

Ближе к полудню жара стала просто невыносимой. Из джунглей тянуло душным туманом, от шоссе поднимался пар. На бетоне в теплых лужах нежились какие-то совершенно невероятных размеров лягушки. А у меня перед глазами снова и снова восставала гибернационная камера и лицо Виктора Харниша за стеклом, покрытым изморозью.

Если посылка верна, и появление новых качеств у человека будет отдалять его от первоначального образца, то что будет утрачиваться прежде всего у человека-покорителя беспощадного, несгибаемого, неумолимого?.. Доброта? Неужели все так просто?