Задача третья: судиться!

Город казался умирающим. Редкие снегоуборочные машины разрывали мрачную предрассветную тишину. Заваленные снегом улицы в тусклом свете фонарей выглядели дорогами в царство теней, а в отблесках фар каждого автомобиля я видела ухмыляющийся оскал белоснежных клинообразных зубов. И эти хищники охотились за мной, преследовали острыми лучами, вырывали из тишины резким торможением или нетерпеливым пронзительным сигналом.

Когда мы припарковались, Артур обернулся ко мне.

— Всё будет хорошо, моя ведьмочка, — соврал он.

— Я тебе верю, мой оборотень, — соврала я в ответ.

Мы шли к тёмному строению, держась за руки. Свет в окнах не казался приветливым, наоборот, сочащиеся жёлтой тусклостью проёмы пугали, смотрели глазами демонов, следили за мной. На морозе свет дрожал и размывался, окутывая четырёхэтажный корпус Трибунала мистическим опасным ореолом.

Стало тяжело дышать, хотелось свалиться в снег и забиться в истерике. Остановиться, вырвать руку из родной ладони, ставшей вдруг чужой и колючей, и убежать. Но я позволила себе лишь небольшую заминку. Обжигающе холодный воздух тянул из меня последние силы, наполняя лёгкие горькой обречённостью. Я не понимала, откуда взялось это тяжёлое, давящее чувство. Словно я заново переживала смерть мамы и оставалась одна во всём враждебном мире.

Возможно, если бы Артур держал меня в курсе происходящего, было бы легче. Вот только он предпочитал отмалчиваться. В итоге я шла в неизвестность, лишь в общих чертах зная о плетущихся за спиной интригах. К крыльцу здания стягивались тени. Я видела оборотней, ведьмаков, ведьм. У всех разные ауры — наполненные силой, угасающие, мерцающие.

— Твари звездолобые! — ругалась Тимея. — Какие же паскудники!

Они с Давидом нагнали нас почти у самого крыльца.

— Кто-то знатно поворожил, — сощурился Давид, оглаживая широкой ладонью короткий ёжик рыжеватых волос.

С начала отношений с Тимеей он перестал бриться наголо. Вот только это придало ему ещё более отчаянный и бандитский вид, подчеркнув несколько незаметных ранее шрамов на голове.

— Что происходит? — прохрипела я.

Слова давались с трудом, застревали в горле и царапали изнутри.

— Город накрыли Печатью Тоски, — процедила Тимея.

Её губы дрогнули, уголки сползли вниз, лицо приобрело угнетённое выражение, которого я не видела у неё раньше.

— Сегодня будет очень много смертей и самоубийств среди людей. И всё только для того, чтобы деморализовать нас.

— Кто это сделал?

— Я тебе что, энциклопедия, чтобы всё знать? — вызверилась Тимея.

Я отпрянула, не узнавая подругу.

— Извини… — добавила она уже спокойнее. — Извини, нервы ни к чёрту. Круг из трёхсот ведьмаков, не меньше. Чем слабее ведьма, тем сильнее на неё действует.

Как иллюстрацию её слов, Игорь нёс рыдающую Эльвиру на руках.

— И что нам делать? — спросила Мадина, приложив пальцы к щекам.

Совсем как Эльвира, когда волновалась. Неожиданно стало чуть легче. Я находилась среди близких. Всё было хорошо. Это лишь злая ворожба.

— Держаться рядом, думать друг о друге, сосредоточиться на любви и нежности, которая в нас есть, — глухо ответила Тимея и прижалась к груди Давида.

Их метки горели ярко и уверенно.

— Эльвира, солнышко, они нас боятся. Они это сделали, потому что боятся нас. Но мы сильнее, — я неловко сжала её икру, потому что больше ни до чего не смогла дотянуться. — Тебя когда-нибудь утешали, гладя по икре? — спросила я неожиданно для самой себя.

— Нет, — всхлипнула она и наконец вынырнула из омута тоски, накрывшего её с головой.

— Смотри, я хочу поделиться с тобой силой. Примешь?

— Зачем? — тяжело вздохнула она.

— Потому что тебе тяжело, и я хочу помочь.

Я нежно коснулась её руки и постаралась отпустить силу так ласково и мягко, как только могла. Но всё равно получился вихрь, сминающий нежную мяту и наполняющий ароматом горячего вина с апельсинами. Я почувствовала, как Эльвире стало легче, как распустился болезненный узел в груди, как расслабились мышцы.

Игорь поставил её на ноги. Она умылась чистым снегом и вытерла лицо поданным платком.

— Мы справимся, мама, — сказала Мадина, делая упор на последнее слово.

Мы вошли в здание молча, полные решимости сопротивляться и стоять на своём до конца. Оставив верхнюю одежду в одном из кабинетов, мы прошли в зал заседаний вслед за Михаилом Натановичем. Артур перекинулся с ним парой слов и сообщил о Печати Тоски. Тот хмыкнул и сделал несколько пометок.

Ведьмы, находящиеся в зале, выглядели пришибленно. А ведьмаки — вызывающе.

Напротив входа у дальней стены располагался длинный узкий стол с пятью судьями. Два незнакомых мне Высших ведьмака, Высшая ведьма и два седых оборотня. Перед ними — зал, разделённый на две половины, и обращенные к судьям столы обвинителей и обвиняемых. Посередине, ровно напротив ведьмы, небольшое пустое пространство с высоким стулом. Видимо, место свидетеля. От одного его вида в животе свернулся болезненный узел. Виски ломило. Подташнивало. Я едва успевала сглатывать набегающую слюну, думая, что выплеснуть содержимое желудка на одного из ведьмаков — не самая лучшая идея, хоть она и не лишена своего очарования.