Задиры

Стол Вердье пуст; стулья в беспорядке, на неубранных тарелках застыли остатки соуса, по бумажной скатерти расплылись винные круги.

— Они не пойдут. — Токарь с хмурым видом ставит стакан на стойку.

Клод подскакивает от гнева:

— Если оставить это так, нам сядут на шею. Тебе и другим. Достаточно того, чтобы хозяин тебя невзлюбил. Неужели ты не понимаешь?

— Шаньян все-таки делал глупости.

— Какие глупости?

— У него были промахи. И кроме того, непонятно, с какой стати он всегда так драл глотку. — Взгляд Токаря стал тверже.

— А почему он орал? — говорит Клод, уже не сдерживаясь. — Хозяин давал ему рейсы заболевших ребят, а клиенты никогда не платят чаевых новому шоферу. Тебе это известно или нет?

— Известно, — признает Токарь.

— Хозяину это тоже известно.

— Правда?

— Дело в том, — растолковывает Клод, пытаясь успокоиться, — что хозяин взъелся на Шаньяна с тех пор, как тот предложил ребятам создать профсоюз, а какой-то подлец поторопился донести об этом.

В его памяти снова всплывает лицо Вердье, беседующего с хозяином.

— Правда? — повторяет Токарь.

— Как раз с того времени, — голос Клода мало-помалу обретает уверенность, — хозяин стал делать ему гадости, чтобы он убрался. Шаньян рассказывал. Все начиналось-то не вчера. Тот не хочет впрямую выбрасывать его, потому что тогда Шаньян станет безработным, а хочет измотать его до предела, чтобы Шаньян ушел сам. Именно потому и отобрал грузовик, перевел в цех, чтоб заставить Шаньяна подать на расчет, чтобы очутился на улице без гроша. Но Шаньяну нельзя уйти просто так, ему надо выплатить кредит. И потом у него двое детей.

Токарь упорно смотрит в пол, поглубже сунув руки в карманы комбинезона.

— Если оставим все так, мы будем последние подлецы, — говорит Клод. Но он уже и сам не верит в свою затею.

— Чего ты хочешь от нас? — спрашивает его Токарь с некоторой злостью в голосе. Внезапно он поднимает глаза и бросает враждебный взгляд на Клода. Он никуда не пойдет. Он боится скомпрометировать себя. В пятьдесят лет нелегко найти новое место. И другие поведут себя так же. Если даже дело не в возрасте, то найдется другая причина.

Клод допивает кофе, кладет деньги на стойку.

— Пошли.

Токарь бросает на него удивленный взгляд и молча идет следом. Они переходят улицу, возвращаются на завод. Из-за зданий доносится протяжный шум авеню Республики.

— Правильно, что это тебя возмущает, — говорит Токарь примирительным тоном. — Но нужно думать и о других. Ты не женат, ни за кого не отвечаешь, живешь у отца.

— Верно, — спокойно отвечает Клод.

Два негра на прежнем месте все так же подпирают стену, опустив руки и вытянув ноги. У них маленькие круглые головы, неподвижные блестящие глаза, тонкие лодыжки.

— Эй, парни, а как же работа? — кричит шутливо Клод.

Моментально их глаза загораются, оба смеются, обнажая зубы.

Клод успокоился и расслабился.

— Ну что, пошли? — говорит он Токарю, не желая, чтобы у того остался неприятный осадок.

Токарь сдвигает на затылок кепку, обнажая совершенно розовый лоб, топчется на месте со скучающим видом, будто ждет чего-то.

— Я понимаю, ты немного сдрейфил, — улыбается Клод, как бы извиняя.

— Я не сдрейфил, — возмущается Токарь.

Клод не настаивает и уходит к своему грузовику, стоящему в тени склада.

— Секретарша хочет тебя видеть, — говорит Токарь. Он стоит у грузовика, накинув куртку на одно плечо.

Клод выключает зажигание.

— Зачем?

— Не знаю, кажется, какое-то недоразумение с документацией.

— Иду, — резковато бросает Клод.

Токарь с раздосадованным видом уходит, покачивая головой. У него большой живот, и поэтому он слегка расставляет ноги в стороны.

Клод идет мыть руки под краном во дворе. Он чувствует обиду на Токаря. Глупо, но себя не пересилишь. Распрямившись, он вытирает руки о штанины. Грузовика Мориса еще нет на месте. Морис должен был отвезти металлолом в Ангиен и, видимо, застрял где-то в пробке.

Взяв накладные, лежавшие в кабине, Клод направляется в административный корпус, который занимает главенствующее положение во дворе.

За широкими окнами видны головы склонившихся над работой машинисток. Они сами недурны, и в комнате у них мило. Здесь часто появляется и сам хозяин, чтобы понаблюдать за разворачивающимися грузовиками. Клод медленно поднимается по лестнице. Он не любит ходить сюда. Остановившись на ступеньках, приглаживает волосы рукой и оглядывается на решетку ворот: не появился ли Морис? Затем входит.

Мамаша Ложе резко поднимает голову:

— Кстати, я хотела вас видеть, — с угрозой говорит она.

— Знаю, — отвечает Клод, внутренне напрягаясь.

Мамаша Ложе обиженно надувает губы. Она невысокого роста, с одутловатым лицом, с седыми волосами, прилизанными на висках. Кто постарше, те рассказывают, что, когда она была молодая, патрон часто вызывал ее к себе отнюдь не по служебным делам, благодаря чему она и стала секретаршей. Клод положил накладные на край стола и ждет. Мамаша Ложе посмотрела на них с подозрением:

— Это сегодняшние?

— Да, — отвечает Клод.

— А вчерашние?

— Что вчерашние?

— Вы не приносили вчерашние, — говорит она, глядя Клоду в глаза.

— Вы спятили?