Задиры

Я стал новобранцем. Крыша казармы, где мы жили, была вся в щелях. Ветер и холод гуляли взад-вперед. Нами командовали один капрал негр, два белых капрала и прапорщик. У негра были странные замашки (к слову сказать, потом в Африке я подружился со многими черными). Например, он спрашивал о чем-нибудь новобранца. Если тот не мог ответить, то по приказу капрала должен был пройти сквозь строй своих же товарищей, которые били его фуражками по голове. Представьте только, двадцать пять человек бьют по голове одного. Мне вспоминается один парень, похоже, он был умственно отсталый, так он плакал во время наказания. Когда он дошел до меня, я отказался его бить. Капрал спросил: «Инасиу, почему ты не бьешь?» — «Не буду, пусть лучше он меня ударит, а я не хочу». Я чувствовал, как все во мне переворачивается и закипает. Тогда капрал заявил, что я моралист. «Нет, я не моралист. Мне стыдно за то, что творится». Капрал отступился.

Обучение включало также ходьбу и бег. Например, устраивался марш-бросок в шесть километров — все время бегом, так что к концу мы почти валились с ног. Однажды мы бежали по трое друг за другом. Если один отставал, передний должен был за ним вернуться. Я бежал посередке, мы уже возвращались в казарму. Тот, что бежал следом за мною, выбился из сил и отстал. Белый капрал, который, тоже усталый, бежал метрах в тридцати за нами, закричал: «Давай назад!» Я не понял, что это он мне. Капрал собрался с силами, догнал нас и пнул меня ногой. Я поразился. И вернулся назад. Во мне закипела глухая ярость. Еще и сегодня я вспоминаю этого капрала с ненавистью.

После карантина меня послали учиться связному делу. Поначалу мне даже понравилось, но позднее я понял, что это гораздо хуже, чем отправиться стрелком в Африку. Мы изучали радиопередатчики и азбуку Морзе. Под конец была проверка вождения автомобиля. Мне не повезло, меня назначили шофером, а я никогда близко не подходил к машине. Пока я два месяца обучался водительскому делу, моя часть отправилась в заморские провинции[2].

Меня назначили охранником в тюрьму. Как мне рассказывали, несколько заключенных сделали подкоп и чуть не сбежали. Мне было не по себе. Чем так жить, думал я, лучше уж в Африку.

Перед отправкой нам дали увольнительную. Помнится, отец сказал мне: «Мы за него волнуемся, как-никак едет в колонии, а ему хоть бы что! Как на праздник собрался!» Мне был двадцать один год. Мы плыли в трюме без вентиляции. Жара была такая, что большинство уходили спать на палубу. Там по всем углам валялись матрасы. В трюме от жары и безделья изнывали двести солдат. Воздух был такой спертый, что мы без конца кашляли. А всех дел было вынести утром матрас на палубу. Через тринадцать дней приплыли в Луанду.

Сошли с парохода и пересели на поезд. Мои первые впечатления были ужасные, потому что за красивыми городскими домами по обе стороны пошли лачуги. В дверях стояли чернокожие и махали нам вслед. Нас привезли в Графанил, в восьми километрах от Луанды. Мы начали ставить палатки.

Мы не знали, куда нас везут. Прибыли грузовики, и мы поехали по проселку в направлении Сан-Салвадор-ду-Конгу. Мы были вооружены, с нами ехал конвой. Через три дня добрались до Амбризете. По пути останавливались в военных лагерях. В Сан-Салвадор мы приехали ночью и стали разбивать палатки. Хотя его и называют городом, в нем всего полдюжины домов для белых и трущобы для черных. Сержант Диаш, который очень хорошо ко мне относился, сказал, что этой ночью мы пойдем в трущобы. «Засунь пистолет за пояс».

Это был мой первый проступок. Второй женщиной, с которой я был близок, стала негритянка. Уже в трущобах сержант сказал мне: «Я зайду вон туда, а ты, если услышишь шум и возню, сейчас же беги и стреляй в воздух!» — «Хорошо». Негритянку звали Аной. Мы подружились на все время моей службы. Ей было лет двадцать пять. Практически мы стали мужем и женою. В ту ночь, когда я был с пистолетом, я его вынул из-за пазухи и положил на стол. Она отскочила и бросилась вон из дома. «Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого!» Потом я перестал брать пистолет, а носил при себе нож. Позднее я перестал вооружаться, потому что в городе было спокойно. Сан-Салвадор был обнесен со всех сторон колючей проволокой, и еще была вышка с прожекторами и тремя солдатами.

Мы никогда не выходили за колючую проволоку. А если и выходили, то хорошо вооруженные. У негров были вокруг города лачуги, но после шести вечера никто уже не мог выйти из города.

Радиопередатчик весил шестнадцать килограммов, мы носили их на себе. Нас было четверо связистов. На операцию ходило всегда трое. Взводов было три, каждый раз шел один взвод, а мы участвовали во всех операциях. Один из нас нес ручной генератор, второй подставку для генератора и антенну, а у третьего за спиной был радиопередатчик.