— Вы человек молодой, здоровый, талантливый, — сказал Сергей Яковлевич, — вас уже широко знают по газетным публикациям, как будто все уже в порядке… Да, кстати, как вам даются языки?
— Сейчас занимаюсь английским, — сказал Андрей.
— Славно, — улыбнулся Лобанов, — натуры романтические обычно хорошо воспринимают чужие языки… Слух тонок, что ли, или какая-то там струнка… струнка…
— Что же во мне романтического?
— Ну как же, Андрей Петрович, такое детство, порывы и это… слезы на глазах, — он засмеялся по-доброму, — повышенная эмоциональность… — и снова напомнил маминого брата, — вот, собственно, и все, что я, собственно, хотел… — Они прощались с открытым сердцем. — Большая просьба: не рассказывать о нашей встрече. Пусть это будет между нами. Хорошо? Ну и отлично.
Лицо его было прекрасно. Улыбка старого друга и мягкие жесты из боязни поранить.
— Да, кстати, — сказал Сергей Яковлевич на самом пороге, — там эта история с военным училищем… ну вы их здорово провели… это говорит о сметливости… вы человек сметливый… сметливый…
…Началась война. Сразу не стало масла, хлеба, сахара, мяса. Фашистские полчища приближались. Прав был товарищ Сталин, уничтожая внутренних врагов. Они бы сейчас подняли голову, и стране пришлось бы туго. Однако их успели обезвредить, и народ взялся за оружие, не опасаясь пятой колонны.
Правда, немцы засылали своих шпионов и диверсантов, которые наводняли Москву и окрестности, и уже каждый второй казался шпионом, но все-таки их легче было обезвредить, потому что они сами выдавали себя «ненашим» поведением.
Наши отступали и отступали, потому что немцы напали внезапно. Наконец Сталин послал Ворошилова на Западный фронт, а Буденного — на Южный. Теперь можно было ждать победы… Но наши отступали и отступали. Андрей бросил школу и пошел на завод. Это был маленький завод, где раньше делали кастрюли, а теперь ручные огнеметы, и Андрей работал по четырнадцать часов в сутки, и никто не вспоминал, что он сын врага народа.
Так прошел год. Андрею исполнилось семнадцать лет, и он добился в военкомате, чтобы его взяли в армию. Это был один из самых счастливых дней в его жизни. Теперь он мог сам с оружием в руках драться с фашистами. Скоро кончится война, и фашисты будут разгромлены, и Красная Армия пойдет вперед, освобождая Европу от фашизма и капитализма. Но война не кончилась ни на второй год, ни на третий. Она кончилась лишь на четвертом году, когда Андрей был уже дважды ранен. Он прошел всю войну, и никто за четыре года ни разу не напомнил ему, что он сын врагов народа, если не считать двух случаев, да и то сам Андрей был в них повинен.
Первый был вот такой.
После ранения и госпиталя занесло Андрея Шамина в запасной полк на Кавказе. Это была отставная часть, где не было никакой муштры, а просто тихое прозябание за колючей проволокой на голодном пайке в ожидании вербовщиков. Вербовщиков ждали как манны небесной, ибо в полку все были бывалые фронтовики, а это прозябание становилось с каждым днем все унизительнее и унизительнее. Пусть смерть, раны, бессонные сутки, только бы не это полуарестантское безделье. Кто-то даже предположил, что кормят впроголодь и жить вынуждают в тесных вагончиках с общими нарами, где повернуться на другой бок можно только по команде всем вместе, чтобы осточертела такая жизнь и фронт грезился избавлением. Очень может быть.
Какой-то злой гений планировал настроения армии, и армия проклинала запасные полки и одуревших от сна и голода командиров.