— Итак, вы взобрались по веревочной лестнице на борт судна, — прерывает его Следователь. — Оставим в покое аналогичные игры и сосредоточимся на странностях Франца Найя. Я прекрасно его помню — он приходил с остальными членами семьи в Морской клуб. Он казался довольно скромным и застенчивым. В тот день, когда спускали на воду последний «Уран», отец попросил его — не без иронии — объяснить собравшимся, почему у млекопитающих красная кровь, а не зеленая, как у гусениц. Да, я забыл сказать, что Лота Най слегка поранила палец о край бокала с шампанским — в Морском клубе всегда давали отвратительные бокалы. Франц улыбнулся и очень любезно, в нескольких словах, рассказал «историю крови». В тот день все столы были выстроены в ряд для банкета. Франц встал и сказал приблизительно следующее: «История крови начинается в океане. Небольшое количество кислорода в растворенном виде находится в морской воде. Живое существо захватывает его… или, — продолжил он с улыбкой, — вбирает вместе с водой, как медуза, которая носит в себе целое море, сообщающееся с океаном. У гусеницы же это крошечное внутреннее море закрыто, а такая среда благоприятна для появления металлических пигментов, задерживающих кислород. Потом, во время циркуляции, клетки орошаются этой жидкостью в память об океане, превратившемся в кровь». Поскольку он собирался сесть, Лота Най попросила его закончить эту маленькую импровизированную лекцию. «Существует логика, — сказал он, — к которой, в зависимости от обстоятельств, каждый раз прибегают представители животного мира, когда им приходится выбирать между случайным и необходимым. Понятно, что кровь должна течь по артериям. Но ничто не обязывает ее быть красной. Своим цветом она обязана гемоглобину, который переносит кислород, и протеинам, использующим способность железа задерживать его. Но могут быть использованы и другие металлы, как, например, медь, которая окрашивает кровь гусениц в зеленый цвет». Вот, практически слово в слово, я пересказал вам импровизированную лекцию Франца Найя.
— И вы сделали абсолютно точный его портрет! — восклицает Литературовед. — «Почему у нас не зеленая кровь?» Этот абсурдный вопрос великолепно характеризует его.
23
На следующий день все трое собираются в комнате у Литературоведа.
— А знаете, говорит Поэт-Криминолог, — ваши воспоминания о семье Найев не только продвигают наше расследование, но и совсем неожиданно привносят покой туда, где давно поселилась безысходность. Теперь я каждый вечер, вернувшись домой, пытаюсь развлечь свою жену подробными рассказами, услышанными от вас. «И что было сегодня?» — спрашивает она, как только я переступаю порог нашего дома. — «Сегодня, — отвечаю я, — Литературовед приоткрыл нам «водное окно». Но мне кажется, он умалчивает о том, что происходило между Францем и Лотой».
— Ошибаетесь, — улыбается Литературовед, — просто я до сих пор не уверен в некоторых вещах. Правда, этой ночью я узнал много нового о Франце и Лоте. Ее дневник нам рассказывает удивительную историю любви.
— Постойте-постойте, вначале я хочу выразить вам свою признательность. Моя жена заметила, что, как только я начинаю рассказывать о семье Найев, как только произношу «литературное семейство», наш сын начинает прислушиваться и забывает о своем старом тапке. Это необъяснимо, но мы уверены, что он тянется, напрягается и слушает, слушает. Нет, вы представьте, что этот ребенок, который почти все время хнычет, вдруг начинает покачивать головой и улыбаться на свой манер. Вчера вечером, когда я вернулся домой, он неожиданно разволновался и кинул в меня своим тапком. «Давай, рассказывай, — попросила жена глухим голосом, — рассказывай ему, посмотри: он весь внимание!» Не знаю, может, нам это только кажется и мы выдаем желаемое за действительное? Но это точно, что вот уже несколько дней он реагирует. И вчера вечером, когда мы с женой говорили об этой трагической гибели, наш ребенок, казалось, ловил каждое наше слово. Я, наверное, выгляжу смешным?
— Вовсе нет, — отвечает Литературовед. — Было бы здорово, если бы это расследование хоть кому-то пошло на пользу.
— У меня тоже каждый вечер кое-кто спрашивает: «И что дальше?» — признается Следователь. — Мы уже все превратились в пленника нашего Литературоведа. Но позвольте мне повторить: так что нового вы узнали о Лоте и Франце?
— Вчера, как я уже говорил, вы нарисовали очень точный портрет Франца. Он постоянно витал где-то в облаках, ставил перед собой абсурдные задачи, а решения, которые он находил, превращались в новые вопросы. Знаете, почему Франц сбежал в Гамбург? Чтобы быть как можно дальше от Лоты.
— Какой огромной интуицией обладают женщины! В тот день, когда спускали на воду «Уран», моя подруга… моя жена… сказала: «Что происходит или не происходит между Лотой и Францем?» Поскольку женщинам повсюду мерещатся чувства, я не придал значения ее словам. Но сейчас, когда все эти люди исчезли и нам нужно выяснить мотивы драмы, я хочу спросить вас: что вы написали о Лоте в своей книге?