Загадка

— К сожалению, я уделил ей недостаточно внимания. Этой ночью я узнал из ее дневника удивительные вещи. Лота задыхалась в этой семье. Кроме того, она воровала у Карла деньги и под делывала счета, чтобы оплачивать ими «ясновидящего» из Парижа.

— О! — радостно восклицает Поэт-Криминолог. — Наконец появились деньги! Без денег не бывает настоящего романа. И до сих пор этой детали нам не хватало. Значит, она подделывала подпись мужа?

— Вот именно! Помните, я говорил, что она показывала мне в Париже толстую пачку денег? «Вы думаете, я неврастеничка? — спросила она в тот момент. — Не протестуйте. Я — неврастеничка. Мой муж — неврастеник, и его дети — неврастеники. В общем, мы все больные. Поскольку вы решили написать о нас, я хочу вам помочь. Я тоже когда-то начинала писать о «великом» Карле Найе, но эта работа так и осталась в Порт-о-Принс. На вашем месте я бы написала о себе так: «Лота Най — молодая женщина с очень сложным характером и настолько меняющимся настроением, что, пообщавшись с ней пару часов, вы больше не знаете, с кем имеете дело». Не смотрите на меня с таким смущенным видом и позвольте мне продолжить рассказ об этой глупой Лоте. «Сексуально не удовлетворена. Пока ее муж разъезжает по всему миру в погоне за призрачной славой, она ворует у него деньги и покупает на них ясновидящих, о чем он не догадывается». — Рассказывая, она плакала и смеялась, курила сигарету за сигаретой, что-то искала в своей сумочке, говорила, что задерживает меня, и боялась, что я уйду… Она выглядела очень волнующей и почти красавицей. «Прошу вас, — внезапно взмолилась она, — выбросьте эту идею из головы, не пишите про Найев! Вы не имеете права!» — «Не волнуйтесь! Хорошее исследование принесет всем пользу. Там, где слишком много славы, серьезная, скрупулезная работа…» Она не дала мне закончить и в отчаянии закричала: «Но из-за нее мы все умрем!»

— Как? — восклицает Следователь. — Эти слова имеют огромное значение!

— Ошибаетесь, — возражает Литературовед. — «Умереть» в ее лексиконе было самым обычным словом, выражающим то отчаяние, то необычайное легкомыслие. «Вы читали книги Розы?» — спросила она. — «Да, и кажется, все». — «А вы заметили, какое значение она придает смерти? Смерть в ее книгах никогда не является результатом чего-то, она никогда не использует ее в качестве литературного приема. В ее романах смерть повсюду, но она бессмысленна. Редко встретишь автора, герои которого все время рискуют умереть. Они живут, но в каждой фразе ты чувствуешь, что они внезапно могут умереть, просто так, без причины, просто потому, что смертны. Финал у нее всегда находится вначале, в каждой строчке подчеркивается, что жизненная драма уже завершилась, любое живое существо уже переживало свою смерть. Обычно считается, что любой сюжет, как и жизнь, имеет начало, развитие и так далее. У Розы — никогда! У нее живые — это умершие, возвращающиеся к жизни по мере чтения книги. На Гаити есть племена, которые живут вместе с мертвецами. Им дают имена, их можно потрогать, с ними разговаривают, танцуют, едят. Мир Розы похож на тот, что царит на Гаити. Это какой-то разрушенный мир. А ее книги оказывают разрушительное воздействие. Во всех ее произведениях, как и в жизнях героев, кроется скрытый смысл, но понять его можно лишь узнав, к чему приведет то или иное событие.

— То, что вы рассказываете, очень впечатляет, — прерывает его Поэт-Криминолог. — Представьте, что, приняв одно недостойное решение, я наметил себе конечную точку в ближайшем будущем. А теперь загадка «Урана» поколебала это решение, и я не знаю, как поставить эту конечную точку, после которой моя жизнь будет разрушена. Как жить, не зная, чем всё закончится? Может, это и есть загадка жизни? Раньше, до того как был найден «Уран», дрейфующий в море без своих таинственно исчезнувших обитателей, я знал, когда должен наступить решающий момент. А потом я дал себе отсрочку и упустил этот момент. И как теперь жить с ребенком, зная, каким будет его угасание и в каких страданиях оно пройдет?! О чем раньше мечтал я? О чем мечтали мы? Слышать смех ребенка в колыбели? Наслаждаться простыми радостями? Конечно, я поэт, я читал Толстого, Тургенева…

— Только не рассказывайте об этом ужасном Тургеневе! — восклицает со смехом Литературовед.

— И однако, он был другом Флобера.

— А чьим другом не был этот льстец, ненавидящий Достоевского!

— Который отвечал ему тем же!

— Волк не может любить собаку.

— Собака завидует волку.

— Ошибаетесь, собака хочет остаться собакой, но ей хочется, чтобы ее считали волком. Посмотрите на Карла Найя, завидующего Юлию…

— Хватит болтать о литературе! Возвратимся к Лоте и Францу, — прерывает их Следователь.

— Вы правы! Как-то она призналась, что пользуется некоторыми заговорами антильских негров, чтобы призывать и изгонять демонов. Вот такими контрастами отличался характер Лоты. О Франце она говорила со смесью любви и… нет, не ненависти, а, скорее, раздражения. Однажды она закричала: «Я люблю его до такой степени, что готова убить!» Вот каким образом я узнал о ее любви.

— А Франц?