Загадка американского родственника

— И парики есть в подсобке, — продолжал Олег. — Мы трое, — поглядел он на Тему и Женьку, — загримируемся и наденем что-нибудь чужое. Хрена тогда этот Венечка-Эдвард узнает нас.

— А разве нас вы гримировать не будете? — были очень разочарованы девочки.

— В этом пока нет смысла, — отмел решительным жестом Олег их притязания. — Вас Венечка ведь не видел. А кроме того, вы нам в нормальном виде гораздо больше понадобитесь.

У Кати и Тани разочарованно вытянулись лица. Олег ситуацию тут же усек.

— Не расстраивайтесь. Позже, возможно, вас еще так придется загримировать, что вообще в зеркало не захотите смотреться.

— Будем надеяться, — несколько успокоились девочки.

— Тогда, значит, так, — принял Олег на себя командование. — Завтра после репетиции мы задержимся в актовом зале. Ну, скажем… — Олег задумался. — Под тем предлогом, что нам вроде бы хочется отработать получше роли с учетом акустики зала.

— Класс! — взвыл восторженно Женька. — Да наша Птичка Божья от счастья рехнется!

— Если вообще не заплачет, — мечтательно глядя вдаль, добавила Таня.

— На это я и рассчитываю, — спокойно проговорил Олег. — Она, конечно же, нам оставляет ключи от зала. Мы спокойно себе выбираем какой нужно грим и, возможно, еще что-нибудь. Потом сдаем ключи вахтеру и отправляемся ко мне гримироваться. Дождемся темноты — и к Эдварду. Ты, Темыч, надеюсь, хоть адрес выяснил?

— Еще бы, — подтвердил тот. — Я его теперь наизусть помню. Тверская, дом девять, подъезд один, квартира восемь. Четвертый этаж.

— Молодец, — похвалил Олег. — Тогда…

В это время беседа друзей была неожиданно прервана резким окриком:

— Вот я вас сейчас, хулиганье!

Друзья обернулись. Сзади стояла перекошенная и красная от злобы соседка Олега по этажу бабка Анастасия Кельмановна Редкозубова. Реакция всей компании была мгновенной. Они кинулись прочь со двора, вниз по Спасской.

— Всех изничтожу, подонки! — неслись им вслед восклицания Кельмановны. — Вы у меня внесены в черный список!

Лишь возле дома, где жили Тема, Женька, Катя и Таня, друзья решили остановиться.

— Ну, твоя Кельмановна совсем распоясалась, — с большим укором взглянул на Олега Темыч.

— Я ей что, папа или прабабушка, — словно оправдывался Олег. — Наш дом и так от нее весь стонет.

Тяжелые отношения с бабкой Кельмановной начались с 1991 года. До этого она была относительно тихой и служила буфетчицей то ли в Большом театре, то ли в Консерватории. Как бы то ни было, своей работой Анастасия Кельмановна была полностью удовлетворена и сумела приобрести однокомнатную кооперативную квартиру рядом с Олегом. После распада Советского Союза ее дела пошли сложно. Сперва она ринулась с головою в «гостиничный бизнес». То есть пускала в свою квартиру коечников. Состав их был крайне многонационален. А так как бабка Кельмановна объясняла соседям, что это к ней приезжают родственники, папа Олега первое время с удивлением повторял:

— Сколько же их у нее!

Первые сомнения у Бориса Олеговича возникли при виде стайки очередной родни Кельмановны, которая в основном состояла из представителей вьетнамского народа, среди которых гордо возвышался один негр. Всю эту ораву Анастасия Кельмановна представила папе Олега как племянников.

Чуть позже с одним из ее клиентов вышла история, и бабка едва не предстала перед судом по делу о хранении наркотиков. Кроме того, ей вчинили солидный штраф за незаконную сдачу внаем квартиры. Бизнее накрылся. С той поры Кельмановна, прежде бывшая беспартийной, вступила в одну из компартий и прониклась активной классовой ненавистью к жильцам дома номер один по Портняжному переулку. Исключение составлял лишь ее друг старый большевик Трясинов, с которым они вместе во время последней предвыборной компании обклеили сверху донизу дом номер один плакатами в стихах: «Голосуй за триединство: Ленин, Церковь, Материнство».

Особенной нелюбовью у бабки Кельмановны пользовались дети, из которых Олег и его друзья занимали первое место.

— Вот придут коммунисты к власти, Кельмановна тогда нам покажет, — засмеялась Катя.

— Не надо о страшном, — отмахнулся Олег. — До завтра. Мне еще Вульфа надо как следует выгулять.

Они расстались до следующего утра.

На другой день все получилось именно так, как наметил Олег. Услыхав, что пятеро друзей хотят продолжить самостоятельно репетицию, Варвара Борисовна с пылом воскликнула:

— Вот если бы все так горели искусством! В частности, и тебе бы, Пашков, не мешало самостоятельно порепетировать!

Лешка немедленно скинул овчину Пастушка и, не дожидаясь, пока Птичка Божья выскажет пожелание в утвердительной форме, смылся домой.

— Даже не знаю, с чем мы придем к премьере! — проводила его скорбным взглядом Варвара Борисовна. — Роль Пастушка сырая. У тебя, Школьникова, тоже роль жены хозяина Вифлеемской гостиницы совсем не выходит.

— Лучше на себя посмотри, — очень тихо пробормотала Моя Длина.

Варвара Борисовна не расслышала. Ей показалось, что Маша Школьникова повторяет роль.

— Молодец! — похвалила ее энтузиастка театра. — Я такой метод всем вам советую перенять. Учите роли везде. И тогда вы с ними сживетесь.