Загадка бордового портфеля

В последний момент он спохватился и, вымарав слова «журналы седьмых классов», заменил их выражением «необходимое». Мысленно похвалив себя за предусмотрительность (всегда нужно помнить, что подобные послания могут случайно попасть в руки врагов!), Муму сложил записку в несколько раз, и она полетела по назначению.

Герасиму очень важно было увидеть реакцию. А потому, совершенно забыв о бдительном Викторе Антоновиче, он по-прежнему сидел, обернувшись к Марго и Варваре. Те развернули записку и склонились над ней. Затем, подняв головы, разом показали Герасиму языки и тихонько хихикнули.

Это показалось Герасиму вконец возмутительным. И он, окончательно позабыв, где находится, достаточно громко и отчетливо произнес:

— Ну, знаете ли!

— Каменев! Если ты ищешь меня, то я тут! — немедленно отреагировал физик.

Герасим в панике развернулся.

— Великолепно! — казалось, искренне обрадовался физик. — Наконец мы с тобой нашли друг друга. Ты вроде в чем-то со мной не согласен?

Герасим подавленно молчал. Узкое скуластое лицо его позеленело от нервного напряжения. Еще никогда на памяти Муму физик не обращался к ученикам с подобными речами. Видимо, это был знак неумолимо надвигающейся большой беды.

— Да я… собственно… просто… вот… — пытался выкрутиться Муму.

— Не стесняйся, Каменев, — ободряюще улыбнулся Виктор Антонович. — Мы же тут все свои. И знаем друг друга давно. Итак, отбросим условности.

По кабинету физики пронеслись гул и сдавленные смешки. А Сеня Баскаков, сидевший за самым дальним столом, отчетливо произнес:

— Лопух наш Муму! Даром что Каменный!

— Баскаков! — радостно воскликнул физик. — Ты тоже с чем-то не согласен?

— Не, — мигом стерло улыбку с Сениного лица. — Какие у нас с вами могут быть споры!

— Ну, тут ты в корне не прав, — возразил физик. — Споры — штука полезная. В них, как известно, рождается истина. Поэтому предлагаю тебе, Каменев, выйти к доске, — тоном, каким обычно радушный хозяин зазывает гостей на день рождения, продолжал учитель. — Устроим с тобой небольшую научную полемику. Это послужит лучшему усвоению материала.

— Виктор Антонович, может, не надо? — Герасим совершенно не рвался вступать в полемику.

— Что ты! — замахал на него руками физик. — Обязательно надо.

— То есть вообще-то я с вами согласен. Дело очень полезное, — решил подольститься к учителю Герасим. — Но, по-моему, это было бы целесообразней устроить на следующем занятии.

— Почему? — Физик направил на него взгляд из-под толстых стекол очков. — Обоснуй. Я всегда открыт для дельных предложений.

«Господи, пронеси! «— молил про себя Герасим. Тут ему в голову пришел великолепный аргумент.

— Потому что, Виктор Антонович, к следующему занятию мы глубже вникнем в тему.

— Логично, — кивнул учитель. — Что ж, Каменев, ловлю тебя на слове. Значит, на следующем уроке.

И, отвернувшись от класса, он снова начал писать на доске. Герасим в изнеможении откинулся на спинку стула.

— Придется тебе к понедельнику позубрить, — шепнул ему Луна.

— Без тебя знаю, — поморщился Муму. — Теперь он от меня долго не отстанет.

— Эй! — предупредил Иван. Он заметил, что рука физика с мелом вдруг замерла.

В следующий момент Виктор Антонович и впрямь обернулся. Однако Луна и Муму уже изображали, что усердно записывают формулу.

Едва началась перемена, Муму поспешил излить скопившееся в его душе возмущение на девочек. В результате они были обвинены почти во всех смертных грехах. Варвара и Марго терпеливо слушали и лишь время от времени переглядывались.

Наконец Герасим умолк.

— Ах, — с кротким видом выдохнула Варвара, — нет нам с тобою, Марго, прощения.

— Видимо, ты права, — у Марго чуть дернулись вверх уголки губ. — Если вот только это немного смягчит нашего Каменного Муму…

И она протянула Герасиму сложенный вчетверо листок бумаги.

— Что это? — тот высокомерно принял из её рук бумажку.

— Наше искупление, — тоном кающейся грешницы изрекла Варя.

— Не понял, — Муму оставался холодным и неприступным.

— Разверни и посмотри, — с таинственным видом произнесла Марго.

Герасим нехотя подчинился. И нарочито замедленными движениями развернул листок. Мол, знаю заранее, что там какая-то чушь.

— Давай, давай, Муму, — заинтересовались Иван и Павел. — Что они тебе написали?

— Не только ему, — многозначительно проговорила Марго.

Муму развернул записку и прочитал:

— «Космачев Иннокентий Петрович». Это ещё кто такой? — хмуро уставился на девочек он.

— По-моему, у нашего Муму после долгой и содержательной беседы с физиком мозги окаменели, — покачала головой Варя.

— Дай сюда! — И, подскочив к Герасиму, Луна вырвал у него записку. Быстро пробежав её глазами, он воскликнул: — Ну, девчонки! Вот молодцы! Как это вам удалось?

— Пока вы Тарасу Бульбе лапшу на уши вешали, мы делом занимались, — ответила Варя. — Самое главное в таких случаях — сечь момент, когда на тебя никто не обращает внимания.

— В общем, — подхватила Марго, — мы взяли оба журнальчика — и в туалет. Там выписали все, что требовалось, и журнальчики вернули на место.

— Кла-асс! — с восхищением протянул Иван. Затем он принялся вырывать у Луны записку.