Загадка чёрного цветка

Ханна тут же захихикала над словами друга – по мне, так даже слишком громко. Кажется, тут что-то происходит, и я не совсем понимаю что, подумала я.

– Желания? – спросила я, потому что это меня, конечно, заинтересовало сильнее всего. С ума сойти – я ведь только что именно об этом подумала. Вот так совпадение! – Что вы имеете в виду?

– Хм, я смотрю, кто-то тут не на шутку заинтересовался? – довольно погладил свой подбородок Фридрих. – Этот цветок – чёрный цветок перемен, как его называют, – требует самого кропотливого ухода и очень сложен в содержании. Официально его причисляют к вымершим видам. У меня он цветёт каждый год, и это мой маленький повод для гордости. А пыльца с него начинает осыпаться только в самых благоприятных условиях. Насколько я знаю, ещё никому, кроме меня, не удавалось этого добиться. – Склонив голову набок, Фридрих восхищённо залюбовался крупным цветком. Потом, вновь обернувшись ко мне, он улыбнулся, и я впервые с тех пор, как мы сюда приехали, посмотрела ему в глаза.

У меня замерло сердце. Я моргнула в надежде, что мне показалось, – но нет. Во взгляде Фридриха Блюма определённо было что-то бесцветное. Слегка затемнённые стёкла очков хорошо скрывали эту особенность, и она была почти незаметна, но прямой взгляд в глаза не оставил никаких сомнений. Эксперт по ботанике тоже был «вечным»!

Я услышала, как Матс позади меня громко сглотнул, увидев то же, что и я, – лишённые цвета глаза Фридриха.

Фридрих же не обратил на наши растерянные взгляды ровным счётом никакого внимания и продолжил вещать как ни в чём не бывало:

– Чёрный цветок перемен – настоящая дива, если так можно сказать. Встречается лишь в самых безлюдных местах. Да и там крайне редко.

Притворившись, что по-прежнему внимательно слушаю Фридриха, я осторожно втянула носом воздух, пытаясь обнаружить второй признак, выдающий в ком-либо «вечного». Но, как ни старалась, запаха затхлости я не уловила. От Фридриха Блюма не пахло прелой землей.

– Не так ли? – Он приветливо взглянул на меня, словно ожидая ответа. От пережитого ужаса вопрос я, конечно, пропустила мимо ушей, поэтому предпочла просто кивнуть. Сердцебиение моё понемногу выровнялось, и я ещё раз внимательно взглянула на цветок. Лишь теперь я заметила, что Фридрих указывал на стоящее под ним блюдце для сбора нежно-розовой пыльцы.

– Необыкновенно редкая и оттого необыкновенно дорогая! – сказал он, кивнув в сторону блюдца, и довольно зашагал дальше. Ханна засеменила вслед за ним.

Я пронзила Матса взглядом. Он ответил сдержанным кивком. «Спокойно иди дальше», – поняла я.

– А почему говорят, что эта пыльца исполняет желания? – спросила Ханна.

– Ну, – пожал плечами Фридрих, – как именно с её помощью их исполнять, конечно, никто не знает. А знал бы кто – наверное, работал бы «доброй феей» – правда, милая Ханна? – заливисто расхохотался он над собственной шуткой.

Я кое-как вымучила улыбку, хотя и не поняла, что такого уж смешного нашёл тут Фридрих.

– Среди ботаников это необыкновенное сокровище известно также под именем Valerianella florinis, – продолжил тот. Сняв очки, он стал задумчиво протирать платком стёкла, запотевшие во влажном воздухе теплицы. – Но вообще о нём мало достоверных сведений. Нет никого, чьи эксперименты с этой пыльцой увенчались бы успехом – по крайней мере мне о таком неизвестно. Она слишком дорогая и редкая. Так что всё это по большому счёту лишь слухи, россказни цветоводов-любителей, не больше.

Глава 12

Вслед за Фридрихом мы продвигались в глубь оранжереи меж листьев и побегов всевозможных растений, и я едва успевала вертеть головой по сторонам – от окружающего нас великолепия просто глаза разбегались. Вокруг некоторых цветов громоздились какие-то сложные конструкции. Одно растение освещала красная фитолампа. Оно цвело ярко-зелёными цветками, с которых постоянно капала роса. Другой цветок стоял под специально для него сооружённым дождевым душем. По словам Фридриха, лишь в таких условиях он мог расти и развиваться. Мы увидели растения, обмотанные блестящей тепловой плёнкой, закутанные в вату и даже помещённые в холодильные контейнеры с кристаллами льда внутри. Просто невероятно, на какие ухищрения шёл Фридрих, чтобы заставить цвести все эти причудливые и ни на что не похожие растения.

– А не растёт ли у вас тут что-нибудь такое, что отменяет действие «Запаха нелюбви»? – как бы между делом спросила я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно непринужденнее. Раз Фридрих долгое время был поставщиком аптеки ароматов, он наверняка хорошо разбирался в таких вещах. Попытаться в любом случае стоило.

– А почему ты спрашиваешь меня об этом? – Он ошарашенно уставился на меня. – Зачем ты связалась с таким ужасным ароматом?!

– Я не связывалась! – подняла я руки в защитном жесте. – Просто тут недавно зашёл о нём разговор, и... Мне кажется, ароматекарю важно уметь отменять действие самых ужасных запахов. Разве нет?

Судя по всему, ответ Фридриху понравился, и на его лице вновь появилась непринуждённая улыбка. Казалось, он вздохнул с облегчением: