Загадка «Четырех Прудов» (ЛП)

Когда она отвернулась, я озадаченно посмотрел ей вслед. Я, наконец, убедился, что она любит Рэднора, и был в равной степени убежден, что он об этом не знает; ибо я знал, что, несмотря на его скорбь по поводу гибели отца и лежащее на нем подозрение, он был бы не настолько подавлен, если бы чувствовал, что она на его стороне. Почему это пришло к нему теперь, слишком поздно, чтобы принести облегчение, когда он так нуждался в этом раньше? На какое-то мгновение я ощутил к Полли ярость. Почему-то казалось, что будь она более прямодушной, несчастья удалось бы избежать. Потом, вспомнив ее бледное лицо и умоляющие глаза, я смягчился. Какой бы легкомысленной она ни была прежде, теперь она изменилась, – эта трагедия за одну ночь неким образом превратила ее в женщину. Когда Рэднор придет, в конце концов, и заявит на нее свои права, они, наверно, будут достойны друг друга.

Тем вечером я вернулся в пустой дом, сел и смело посмотрел фактам в лицо. До сих пор я был так занят необходимыми приготовлениями к похоронам и организацией розысков Моисея-Кошачьего-Глаза, что у меня почти не было времени придумать, не то чтобы составить какой-нибудь логический план действий. Рэднор был настолько потрясен ударом, что едва ли мог связно говорить, и на данный момент у меня с ним не было удовлетворительной беседы.

Сейчас же после смерти полковника я второпях просмотрел его личные бумаги, но не нашел и намека на разгадку. Среди старых писем было несколько от мужа Нэнни, написанные во времена ее болезни и смерти; они отдавали горечью. Мог ли этот человек совершить запоздалое отмщение за прошлые обиды, спросил я себя. Однако расследование показало полную несостоятельность этой теории. Он по-прежнему жил в маленькой канзасской деревушке, где она скончалась, снова женился и стал мирным трудолюбивым гражданином. На содержание жены и детей требовалась вся его нынешняя энергия, – полагаю, что краткий эпизод его первого брака почти стерся из его воспоминаний. Не было ни малейшей вероятности в том, что он в этом замешан.

Я снова тщательно и кропотливо просмотрел бумаги, однако не обнаружил чего-то, что могло бы пролить свет на тайну. В то время как я все еще занимался этим, от коронера пришло сообщение о том, что завтра в десять часов утра, в здании суда Кеннисберга начнется официальное следствие. Это не оставило мне возможности выработать какую-либо тактику, и мне ничего не оставалось делать, как пустить дело на самотек. И все же я надеялся, что в ходе следствия появится какая-нибудь улика, которая сделает возвращение Рэднора под стражу невозможным.

А пока, приходилось признать, доказательства против него казались сокрушительными. Мотив подкреплялся тем обстоятельством, что со смертью полковника он становился сам себе хозяином и богатым человеком. Общеизвестный факт их частых перебранок, в сочетании с агрессивностью и довольно мстительным характером Рэднора, был весьма веским аргументом не в его пользу. Кроме того, подозрительные обстоятельства того дня, когда произошла трагедия: то, что он не находился со всей компанией когда должно было совершиться преступление, предполагаемый след от его ботинок и найденный спичечный коробок, его последующее взволнованное состояние, – все указывало на него, как на преступника. Это была в высшей степени убедительная цепочка косвенных улик.

Учитывая выявленные факты, оставалась, похоже, всего одна альтернатива, а именно: преступление совершил Моисей-Кошачий-Глаз. Я твердо придерживался этого убеждения, однако, в отсутствие каких-либо дополнительных доказательств или вероятного мотива, я обнаружил, что немногие его разделяют. Отпечатки его босых ног решительно доказывали, что он, не важно в каком качестве, принимал активное участие в драке.

– Он был там, чтобы помочь своему хозяину, – утверждал шериф, – и, поскольку он был свидетелем преступления, появилась необходимость убрать его с дороги.

– Зачем прятать одно тело и не прятать другое? – задал я вопрос.

– Чтобы бросить подозрение на Моисея.

Это было общее мнение, – с самого начала никто не желал слышать про Моисея дурного слова. В случае с ним, как и с Рэднором, прошлое говорило само за себя. Говорили, что всю свою жизнь он преданно любил полковника и служил ему, и если бы необходимость потребовала, он бы охотно отдал за него жизнь.

Что до меня, то вопреки всем советам и уговорам, я продолжал верить, что Моисей виновен. Это был скорее вопрос эмоций, нежели умозаключений. Парень всегда вызывал во мне подозрения: человек с такими глазами способен на все. Выдвинутое шерифом возражение относительно того, что полковник Гейлорд был и крупнее, и сильнее Моисея и мог с легкостью его побороть, на мой взгляд, ничего не доказывало. Моисей был мал ростом, но длиннорук, жилист и бесспорно намного сильнее, чем выглядел. Помимо этого, он был вооружен, и происхождение его оружия не вызывало сомнений. Пол пещеры был усеян осколками поломанных сталактитов, – более великолепного оружия, чем один из этих продолговатых кусков зубчатого камня, примененного в виде дубины, не существовало.