Что же касается мотива преступления, то кто мог сказать, какая неторопливая работа совершалась в его мозгу? Полковник не раз бил его, – незаслуженно, в этом нет сомнения, – и, хотя в тот момент казалось, что он относится к этому со смирением, может быть, он просто ждал подходящего случая? Его последняя месть могла быть следствием множества накопившихся обид, о существовании которых никто не знал. Парень почти окончательно спятил. Что может быть вероятнее, чем то, что в порыве животной страсти он напал на своего хозяина, после чего, ужаснувшись содеянному, сбежал в лес? Это казалось мне единственным правдоподобным объяснением.
Фактов в связи с призраком или ограблением не было обнаружено, и я полагаю, что у общественного мнения ни то, ни другое не вязалось с убийством. Но, по-моему, гибель полковника Гейлорда была всего лишь кульминацией длинной череды событий, начавшихся в вечер моего приезда с незначительного и нелепого случая кражи жареной курицы. Тогда я был убежден, что за всем этим стоял Моисей, и теперь я точно так же был уверен, что он зачинщик ограбления и убийства. Я не смог выяснить, каким образом Рэднор был втянут в путаницу с привидением, но подозреваю, что Моисей одурачил его так же, как и всех остальных.
Если предположить, что моя теория верна, тогда Моисей прячется, поэтому с самого начала все мои усилия были направлены на его розыски. Невысокая горная гряда, расположенная между плантацией «Четыре Пруда» и Люрэйской долиной, покрытая густым лесом, была малонаселенной. Моисею был знаком каждый клочок этой земли: в свое время он целыми днями бродил по горам и, должно быть, хорошо знал много тайников. Именно на этой территории я и надеялся его обнаружить.
Сразу же после смерти полковника я предложил крупное вознаграждение либо за поимку Моисея, либо за любую информацию о его местонахождении. Его описание было разослано по телеграфу во все концы долины, так что всякий фермер был начеку. Мужчины формировали отряды и прочесывали лес в его поисках, но пока безрезультатно. И все-таки я не переставая ожидал появления какой-нибудь зацепки.
С другой стороны, шериф, отстаивавший свою теорию о том, что Моисей убит, проявил в поисках его тела не меньшее рвение. С помощью трала обшарили реку, прочесали пещеру и прилегающий лес, но ничего не нашли. Моисей попросту исчез с лица земли, не оставив следа.
К моему разочарованию, утром новостей по-прежнему не было, – я надеялся узнать что-либо определенное, прежде чем начнется следствие. С утра пораньше я отправился верхом в Кеннисберг, чтобы посовещаться с Рэднором и получить у него информацию о том, какое они с Моисеем имеют отношение к призраку. Мое прежнее равнодушие в этом деле теперь показалось мне почти преступным: возможно, если бы я настоял тогда на его всестороннем расследовании, мой дядя был бы жив. Я вошел в камеру Рэднора, твердо решив не уходить, пока не дознаюсь правды.
Однако я столкнулся с неожиданным препятствием. Он категорически отказался обсуждать эту тему.
– Рэднор, – вскричал я наконец, – ты кого-то покрываешь? Ты знаешь, кто убил твоего отца?
– Я не больше твоего знаю, кто убил моего отца.
– Тебе известно что-то о призраке?
– Да, известно, – произнес он в отчаянии, – но это не связано ни с ограблением, ни с убийством, и я не могу об этом говорить.
Я спорил, умолял, но безрезультатно. Усевшись на койку, он обхватил голову руками и уставился в пол, упрямо не желая раскрывать рта. Я прекратил увещевания и перешел в атаку.
– Бесполезно, Арнольд, – в конце концов вымолвил он. – О призраке я не скажу ни слова, – он к этому делу не причастен.
Я снова сел и терпеливо изложил свою теорию в отношении Моисея.
– Это невозможно, – заявил он. – Я знаю Моисея всю жизнь и ни разу не слышал, чтобы он обманывал чье-либо доверие. Он любил моего отца не меньше, чем я, и если бы от этого зависела моя жизнь, я бы заявил под присягой о его верности.
– Рэд, – заклинал я, – я не только твой адвокат, я твой друг, – что бы ты ни говорил мне, это все равно как если бы ты не сказал ничего. Я
Он покачал головой.
– Мне нечего сказать.
– Ты
Он потерянно встретился со мной взглядом.
– Должен ли я продолжать? – спросил он. – Разве я не могу отказаться давать показания… не представляю, чтобы меня наказали за неуважение к суду, – я ведь уже в тюрьме.
– Тебя могут повесить, – сказал я резко.
Он со стоном закрыл лицо руками.